Саманта дралась как дикая кошка, тело само угадывало спасительные движения: укусить, лягнуть в голень, в пах, вцепиться дрожащими пальцами в лицо, выкрутиться из захвата. И хотя силы, конечно, были явно не равны, ей все-таки удалось вырваться: она чудом попала-таки в самое уязвимое место любого мужчины, хотя для хорошего размаха у нее и не было достаточного пространства. Парень чертыхнулся и на мгновение отпустил Саманту. Воспользовавшись этим, она вертко откатилась в сторону, вскочила и кинулась прочь, к просвету основной дороги, откуда только что попала в подворотню. Снова услышав хриплое дыхание за спиной, из последних сил рванула вперед и вылетела из подворотни на освещенную улицу.
— Помогите, — просипела она чужим голосом, на полном ходу врезавшись в одинокого пешехода.
Этот концерт почему-то сильно вымотал Джейсона. Выступая на сцене, он всегда отдавал все свои силы. Как говорится, выкладывался по полной, раскрывался перед толпой, обнажал душу. Иначе он не умел. Было время, когда он пытался смотреть на концерты, как на обычную работу: пришел, отпел, получил деньги и ушел. Но так и не сумел научиться экономно расходовать силы, отстраняться от зрителя, бездушно выполнять дело. Каждый раз он творил, заново вкладывал в каждую песню частичку своей души, без остатка тратил силы.
Обычно он, конечно, уставал, но до сего дня выступления ни разу так его не изматывали. Да, почти всегда он уходил со сцены физически и психологически утомленным, но при этом испытывал удивительные, непередаваемые ощущения: какую-то не тягостную, а, напротив, приятную опустошенность и удовлетворение, легкую щекочущую слабость и радостную, будоражащую дрожь. Усталость казалась совсем малой ценой за то, что он каждый раз уносил с собой.
Сегодня все было иначе, все казалось бессмысленным и нелепым. Может, это старость? — вдруг подумалось ему. Хотя какая, к черту, старость в тридцать восемь лет! Это же самый расцвет для холостого мужчины. Когда много сил и никаких связывающих обязательств.
Может, во всем виноват тот глупый эпизод перед концертом, которому никто, кроме него, не придал значения. Там, в подсобке, когда его взгляд натолкнулся на девчонку, пьющую пиво — скорее всего, подружку Бобби, — он, Джейсон, испытал легкое разочарование. Не такими должны быть его поклонники. Может, он что-то упустил из виду, когда выбирал себе занятие по душе? Может, ему следовало пойти работать по специальности — просиживал бы штаны в какой-нибудь лаборатории, ставил опыты, а не пытался на весь белый свет обнажать свои чувства. Такая огромная ответственность — влиять на мысли и эмоции других людей. Ведь тут так легко ошибиться, так трудно предугадать реакцию разных людей.
Та девчонка… Не свидетельство ли она того, что он выбрал себе ношу не по силам? Наверняка одна из тех, кто с ранних лет привыкает к алкоголю. А то и к наркотикам. Но ведь ничего подобного в своих песнях он не провозглашал, не призывал школьников пить, колоться, убегать из дому, грубить, злиться на весь мир. Да, его музыка была своеобразным протестом против серости, обыденности, обыкновенности, своим творчеством он боролся с рутиной. Так почему же те, кто слушают его песни, чаще всего прибегают к деструктивным способам протеста? Конечно, не каждому дано сочинять, петь, играть на инструменте, но ведь можно найти сотни, даже тысячи способов выразить себя, не разрушая собственную личность.
Когда они закончили сворачивать аппаратуру, Джейсон вышел на воздух покурить. Обычно они с друзьями после концерта ехали куда-нибудь, пили пиво, общались. Правда, с возрастом такие посиделки становились все реже. Особенно после того, как Питер, а за ним и Саймон женились. После выступлений они все чаще спешили домой, к супругам. Два холостяка, он и Ник, иногда пропускали по кружечке пива, но это уже было не то. Порой от нечего делать Джейсон отправлялся в отель с очередной пылкой поклонницей. Он зарекся приводить случайных подружек к себе домой после того, как одна не в меру настойчивая девица потом устроила осаду его холостяцкой берлоги в надежде настойчивостью и упорством добиться от него более серьезных отношений. Не раз «засвеченную» квартиру в результате ему даже пришлось продать, а на будущее решить для себя: ни при каких обстоятельствах не водить случайных подружек к себе домой.
Сегодня, совсем как в прежние времена, его женатые друзья никуда не спешили — все вместе они приехали в Вашингтон записывать новый альбом, а заодно и дать несколько концертов. В тот вечер всем четверым спешить было некуда и они решили расслабиться, как в старые времена. Но общих посиделок так и не получилось.
У Джейсона на сей раз душа не лежала потягивать пиво, поддерживать разговор, улыбаться. Почему-то его потянуло на одиночество и размышления.
— Пойду пройдусь, — сказал он, убрав гитару в чехол.
Как и должны вести себя настоящие друзья, они не стали любопытствовать, выяснять, куда он сбегает от них. Он попросил не ждать его возвращения. Они молча кивнули, пожали плечами и оставили его в покое. Если захочет, потом расскажет, а нет — значит так надо. Он был благодарен друзьям за молчаливое согласие и отсутствие лишних вопросов.
Да, именно это ему и нужно было: пройтись, подумать, побыть одному. Джейсон брел по пустынной ночной улице, радуясь отсутствию людей. Вот так идти пешком до отеля всю ночь. Он уже давно не ходил пешком — в последнее время он все больше передвигался на такси или на машине, спешил на репетицию, на концерт, на запись. Все по делам.
Услышав из подворотни шум, он замедлил шаг. Далеко в юности остались уличные потасовки, но тело еще помнило науку. Он обернулся на шум, точно угадав направление. Его глазам предстала красноречивая картина — девочка-подросток в разорванной майке, удирающая от огромного мужика. Джейсон подобрался.
На последнем метре, остававшемся до него, девушка споткнулась. Он ловко поймал падающую жертву за руку, не дав ей упасть, и, не задумываясь, встал между нею и преследовавшим ее верзилой. Весовой перевес был явно на стороне преследователя: рядом с крепко сбитой огромной гориллой невольный защитник казался чуть ли не хрупким, хотя таковым его можно было посчитать лишь с очень пьяных глаз. В нем словно был железный стержень, который не то что не сломать, а даже не согнуть какому-то разбуянившемуся бугаю.
— Уйди, мужик, это моя добыча, — угрожающе промычал преследователь, видя, что вмешавшийся прохожий на полголовы ниже его.
— Это мы еще посмотрим, — спокойно произнес тот и повел плечами.
Пьяный зарычал и кинулся на нежданного защитника. Его несостоявшаяся жертва, хватая ртом воздух, рухнула на тротуар и отползла к стене здания, в страхе наблюдая за дракой. Она понимала, что у нее есть несколько минут, чтобы убежать. Но не могла пошевелить и пальцем, замерев у холодной стены.