Джемма собралась что-то возразить, и он поспешил нырнуть в уютную колыбель ее бедер.
И все же без протестов не обошлось. За те две минуты, которые понадобились, чтобы раздеться, к жене вернулась способность соображать.
— Нельзя этого делать! Мы же на улице.
— Не шуми, — перебил Элайджа. Один лишь взгляд на любимую мгновенно превратил учтивого джентльмена в дикого варвара. — Я хочу тебя, и этим все сказано.
Дождь невозмутимо выстукивал гипнотически ровный ритм. Хрустальная капля упала на белоснежную грудь Джеммы и заблестела подобно бриллианту.
Элайджа слизал крошечную лужицу, а потом легонько прикусил нежную кожу. Совсем забыв, что находится на улице, Джемма громко вскрикнула от неожиданности и остроты ощущения. Элайджа тут же нежно ее приласкал.
Судя по всему, любовь на свежем воздухе, в заросшем саду, доставляла герцогине удовольствие.
Наконец, почувствовав, что любимая готова к решающему шагу, он встал на колени и мощным движением проник в горячую глубину. Джемма мгновенно взлетела на вершину блаженства и едва не увлекла его следом.
Впрочем, не прошло и минуты, как она, еще не успев вернуться к действительности, принялась заботливо ощупывать грудь мужа в поисках сердца. Элайджа не остановился: сейчас он существовал ради выполнения одной-единственной миссии.
— Где оно, где? — тревожно повторяла Джемма, хлопая по правой стороне груди.
— Не там ищешь, — выдохнул Элайджа.
Заботливая супруга не унималась, так что пришлось поймать ее ладошку и самому положить на сердце. Оно стучало с отчаянной силой, но безукоризненно ровно, и каждый удар отдавался в ушах.
— Мое сердце безмерно счастливо, — хрипло заверил герцог.
Пальцы Джеммы еще крепче прижались к груди, а на губах расцвела улыбка.
— Достаточно. — Элайджа отстранился.
— Но…
— Сейчас не время. Я… — Мысль так и осталась незаконченной. Он продолжал движение молча, восхищенно глядя в прекрасное лицо жены. Джемма не могла сопротивляться чарам. Глаза ее блаженно закрылись, а руки принялись страстно ласкать каждый доступный уголок разгоряченного мужественного тела.
Ритм ускорялся, становился жестче и требовательнее. В миг страсти не существовало ни дождя, ни мира вокруг: ничего, кроме двух любящих созданий, которым посчастливилось испытать высшую радость единения.
Элайджа утратил ощущение реальности. Отныне смысл существования заключался в аромате любимой, вкусе ее кожи и мерных движениях собственного тела.
И все же он дождался, пока она полностью освободится от страха, пока прильнет доверчиво и самозабвенно. Только сейчас он позволил себе взлететь и раствориться в потоке наслаждения.
Спустя несколько блаженных мгновений Элайджа перекатился на спину, с удовольствием ощущая свежее прикосновение мокрого холодного камня. Сердце чувствовало себя как нельзя лучше.
— Чему ты улыбаешься? — спросила Джемма слабым, растаявшим голосом.
— Собственному счастью, — ответил он, сладко потягиваясь.
Она уже сидела и приводила в порядок платье.
Не сводя с жены восторженных глаз, Элайджа заложил руки за голову. Нежиться под теплым весенним дождем оказалось на редкость приятно. В любой момент могут появиться «монахи»? Ну и что? Какая разница? Пусть хоть вся палата лордов отправится на прогулку в заросший, забытый Богом сад и увидит герцога Бомона лежащим прямо на вымощенной камнем дорожке.
Вряд ли кому-то приходило в голову, что жизнь на краю смерти способна подарить ни с чем не сравнимую свободу.
— С удовольствием бы здесь поселился, — мечтательно произнес Элайджа. — И в моем доме день и ночь пели бы птицы.
— А где бы ты спал?
— Под огромным каштаном. Мы с тобой соорудили бы постель из травы и любили бы друг друга каждое утро, пока птицы не проснулись.
— А как же утренний чай? — деловито напомнила Джемма. Ей уже удалось немного подтянуть корсаж, и все же грудь непокорно просилась на волю.
— Наверное, это платье уже никогда не станет прежним, — задумчиво заключил Элайджа. — Желтая вставка выглядит так, будто ее жевала корова.
— Что поделаешь? — с невозмутимостью истинного философа отозвалась Джемма. — Во всяком случае, ткань все еще выполняет свою непосредственную функцию. — Она оглянулась и только сейчас заметила, что муж даже не думает одеваться. — Поедешь домой в таком виде? Или действительно собираешься ночевать под каштаном?
Двигаться не хотелось.
— А почему бы, собственно, и нет? Одеяло можно сшить из крошечных зеленых сердечек с алыми серединками, которые появляются весной.
Джемма не стала размениваться на мелочные возражения, а вновь удивила: расправила юбку и улеглась рядом, положив голову на голый живот мужа и подставив лицо редким каплям.
— Кто бы мог представить, что герцогиня способна возлежать на голой земле под дождем? — удивился Элайджа после недолгого молчания.
— Да разве это дождь? Впрочем, ты прав: герцогини вряд ли склонны проводить время подобным образом.
— Да еще рядом с обнаженным супругом, — добавил Элайджа.
— О, это обстоятельство серьезно осложняет ситуацию, — согласилась Джемма. Ее медовые волосы растрепались, он сорвал пучок весенних цветов и принялся украшать рассыпавшиеся локоны.
— Что ты делаешь? — Джемма приподняла голову, чтобы посмотреть.
— Превращаю тебя в языческую богиню, — пробормотал он.
— Зачем?
— Видишь Аполлона? — В центре вымощенной камнем площадки на пьедестале, окруженном заросшей вьюнком решеткой, стояла древняя статуя обнаженного божества.
— Несчастный. Что же случилось с его руками?
— Скорее всего потерял в веках, — предположил Элайджа. — Хорошо хоть, что фиговый лист сохранился. Всякий мужчина, не говоря уж о боге, предпочитает держать некоторые части своего тела прикрытыми.
— Какой-то он тощий, — критически отозвалась Джемма. — Твои ноги значительно стройнее и красивее. Кто знает, что там прячется? Тебе бы понадобился листок раза в два больше.
— Тсс! Оскорбляешь бога, да еще на его территории. Ну вот, готово. Элайджа украсил волосы последним цветком. — Надо вести себя хорошо, а то Аполлон оживет и заявит на тебя права.
— Кажется, бедняге не слишком-то везло с женщинами. Дафна так не хотела ему принадлежать, что предпочла превратиться в дерево. И теперь понятно почему. Все дело в костлявых коленках и крошечном фиговом листке. — Джемма села. Элайджа проворно вскочил и протянул жене руку. — Готова вернуться к образу жизни обычной герцогини, особенно если это позволит согреть промокший зад.
