И только когда дверь за ним закрылась и зашумела вода, Энни перевела дыхание.
Зеркала просто изумительны. Джаред никогда не лежал на постели под зеркальным потолком. Он слышал об этом, читал, отпускал шутки, но даже в самых диких голливудских фильмах не видел такого.
— Добро пожаловать в сердце Америки, — торжественно произнес он. Повернулся на спину, посмотрел на свое удивленное лицо и засмеялся.
Судьба удивительная штука! Час назад он меньше всего ожидал провести ночь с Энни, да еще в постели под зеркальным потолком.
Час назад он думал, что она с удовольствием столкнула бы его в кювет. Но она не сделала этого, а помогала ему, заботилась о нем и даже не отказалась провести с ним ночь. Черт возьми, парень, у тебя есть повод надеяться!
В ожидании он заложил руки за голову, размышляя, что еще приготовила для него судьба.
Дверь ванной открылась, и выплыла Энни. Она была одета в белые шорты и трикотажную куртку с капюшоном, украшенную названием какой-то нью-йоркской забегаловки. Ее длинные черные волосы были скрыты под чалмой из полотенца. Босые ноги ступали по потертому ковру.
— Что смешного? — спросила она, заметив его улыбку.
— Зеркала, — ответил Джаред. Но когда приподнялся на локтях и его глаза спустились по плавным изгибам ее фигуры — мгновенно вспомнил, как целовал ее, обнаженную, и его тело бурно отреагировало на воспоминания.
Невольно он взглянул вверх и едва не задохнулся.
Энни тоже посмотрела на потолок и поморщилась.
— Это ничего не значит.
— Конечно, нет, — согласился он, подкладывая руки под голову и разглядывая ее.
Энни подозрительно прищурилась.
— Веди себя прилично, Джаред Флинн, или будешь спать в машине.
Вместо ответа Джаред чихнул. И, увидев испуг на лице Энни, озорно улыбнулся. Она сделала два шага к нему, потом внезапно остановилась, заложила руки в карманы и гневно сказала:
— Ты сам знаешь, это было полным идиотизмом.
— Что?
— Менять колесо. Тебя могло раздавить.
— А ты бы предпочла, чтобы фургон и инструмент Ника лежали в кювете?
Энни молчала, словно взвешивала, что лучше, а тем временем развернула полотенце и начала расчесывать спутанные волосы.
— Все равно, глупо было так рисковать, — сердито повторила она.
— Ты права, — сладко улыбнулся Джаред.
— Прекрати!
— Что прекратить? — Он был сама невинность.
— Прекрати соглашаться со мной. Когда ты соглашаешься, то всегда что-то подстраиваешь.
Он сделал постную мину.
— Конечно. Я хотел сказать — конечно, нет.
Энни запустила в него расческой. Наконец-то! Наконец-то живая Энни! Он сел на кровати и потянулся за расческой.
— Дай сюда!
Он помотал головой. Их глаза встретились. Зеленые бросали вызов карим, карие принимали вызов.
Он спустил ноги на пол, встал и неторопливо направился к ней.
— Джа-ред! — Это была скорее мольба, чем предупреждение. Энни сделала шаг назад.
Он подошел ближе, постукивая расческой по ладони.
Она отодвинулась еще дальше, но протянула руку.
— Отдай расческу.
Он помотал головой и снова приблизился к ней.
Энни коснулась спиной двери ванной. Отступать больше было некуда.
— Ты меня боишься? — поддразнил он.
Она гордо подняла подбородок. Подбородок Энни Д'Анджело, всегда готовой постоять за себя. Очень хотелось поцеловать ее. Но он не стал. Решил не испытывать судьбу.
— Джаред…
— Повернись.
— Зачем? — заморгала она.
— Если б я хотел тебя побить, ты об этом уже знала бы.
— Я знаю только, что ты не причинишь мне вреда, — покраснев, ответила она.
— Тогда повернись.
Они не отрываясь смотрели друг на друга. Теперь в их глазах не было вызова — лишь настороженное любопытство. Энни медленно повернулась спиной, и Джаред начал расчесывать ее длинные черные волосы.
Когда он осторожно коснулся расческой волос, она вздрогнула, потом нервно вздохнула, сжимая полотенце.
— Джаред!.. — опять запротестовала она. Но уже не сердито, а жалобно.
Но он продолжал расчесывать прядку за прядкой, приглаживая волосы за ушами, расправляя густые черные локоны, взвешивая тяжесть холодного черного шелка.
— Иди сюда, — сказал он, взял ее за руку и подвел к кровати. Голос его охрип от страсти. Усадил ее на краешек и пристроился рядом.
— Джаред, я сама могу…
— Знаю, — сказал он, продолжая равномерно расчесывать ее волосы. — Я тоже хочу.
Он всегда любил волосы Энни. Они были такими мягкими, такими длинными, такими замечательно густыми. Он любил зарываться в них лицом, любил проводить сквозь них пальцами и, сидя перед камином в их теплой, уютной квартирке, под музыку Баха расчесывать влажные волосы, пока они не высохнут.
Здесь нет Баха. И камина тоже. А уж теплой, уютной квартирки — подавно.
Но здесь есть Энни. И она нужна ему больше всего на свете.
Нельзя было позволять ему это. Надо было встать и забрать у него расческу. Она должна была уйти — нет, убежать — от Джареда Флинна как можно дальше.
Безрассудство — позволить ему подойти, катастрофа — позволить коснуться ее. И все же Энни сидела загипнотизированная, очарованная прикосновениями пальцев Джареда, движениями расчески в спутанных прядях.
Душ смягчил ее. Горячая вода вернула ее к жизни, но одновременно сделала податливой и сонной. Зря она приняла душ. Нужно было сжать зубы и бороться с холодом. Она позволила себе понежиться в теплых струях. А когда вышла, Джаред, голый по пояс, лежал на постели и улыбался ей…
Это все равно что попасть под грузовик.
Она пыталась говорить равнодушно, а сама невольно поглядывала в зеркало на потолке. Глаза Джареда были устремлены туда же. А его улыбка дразнила ее, говорила, что она будет глиной в его руках. Молчание безопаснее всего, решила Энни.
Но разум не помогал, не помогало и тело. Никто не расчесывал ее волосы так, как Джаред. Никто больше не тратил на это время. Она и сама всегда торопилась. Только Джаред так любил ее мягкие локоны, только Джаред так радовался им.
Когда они расстались, Энни подстриглась. Из чувства протеста? Возможно. Из мести? Не исключено.
Но Джаред, конечно, об этом не знал. А друзья смотрели на нее разочарованно.
«Что ты сделала с волосами? — спрашивали они. — Отращивай снова, Энни! Отращивай!»
Она так и сделала. Потому что все требуют этого, говорила она себе. Однако и сама знала, что это не единственная причина. Она отрастила их снова, потому что со стрижкой не чувствовала себя собой. И когда волосы снова отросли, она иногда ловила себя на том, что, расчесывая их, вспоминает Джареда.
