взирали на него с благоговейным трепетом, словно и не замечая его откровенной некрасивости и изрезавших лицо глубоких морщин. А может, эти досадные мелочи, наоборот, наделяли одаренного рассказчика определенной изюминкой, делали его историю правдоподобнее, убедительнее… в конце концов, философы и сказочники не должны быть хороши собою!
Минут десять спустя Оксана и Нина вышли из магазинчика с весьма похудевшими кошельками и потяжелевшими от только что купленных безделиц сумками. А впечатленный увиденным Пауль возвратился в свою лавку с твердым намерением следующего покупателя заговорить до смерти.
* * *
Это оказалось намного сложнее, чем он думал.
Во-первых, покупатели и (тем более!) покупательницы его просто не слушали! Женщины безмолвно и восхищенно рассматривали красавца-продавца и разве что не облизывались, а мужчины злобно косились и демонстративно отворачивались – особенно те, что пришли с дамами. Раньше это льстило Паулю, но теперь лишь раздражало.
Во-вторых, он и сам толком не знал, что и как говорить. У Нико это выходило как-то естественно, его рассказ тек медоточивой рекой, завораживая, искушая, прельщая… Тирада же Пауля убедительностью не отличалась, он оказался до убогости некрасноречивым: постоянно сбивался, мямлил, повторял одно и то же… дополнительные трудности создавал и языковой барьер, – хотя Нико это препятствие легко обходил и даже использовал как преимущество, раскрашивая свою сдобную речь пестрыми разноязыкими эпитетами.
Ну, и в-третьих, сосредоточившись на разговорах, Пауль забыл расточать привычную дозу обаяния и сверкать белозубыми улыбками и в результате не продал практически ничего. Женщины разочарованно слушали его скучные байки, пожимали плечами и уходили… досадуя, что не произвели должного впечатления на эффектного продавца.
К концу дня Пауль напоминал самому себе взмыленную лошадь. Подсчитывая выручку, он мрачно размышлял, что никогда еще не зарабатывал столь удручающе мало. Надо же было так оплошать! Однако спор есть спор… придется выполнять!
* * *
Нико был очень доволен собой. Глянув в его лоснящееся радостью лицо, Пауль досадливо скрипнул зубами и испытал смутное желание запустить в приятеля-конкурента чем-то увесистым.
–Ладно уж, хватит дуться, – усмехнулся Нико, верно истолковав недовольство соперника. – Пойдем выпьем по рюмочке, я угощаю, раз такое дело…
Четверть часа спустя они уже потягивали любимую выпивку в ближайшем баре, и мрачный Пауль настойчиво спрашивал:
–Как, как тебе это удалось? Ты ведь… прости, но ты… ммм… не такой уж обаятельный продавец!
Нико, казалось, нисколько не обиделся, только усмехнулся:
–С чего ты взял?
–Ну… – стушевался Пауль. Не советовать же, в самом деле, посмотреться в зеркало? Невежливо как-то…
Нико, видимо, понял всё без лишних слов:
–Красота и обаяние понятия разные. Да и обаяние обаянию рознь… как герой-любовник ты однозначно обаятельнее меня… а вот в качестве продавца выигрываю я, потому что здесь требуется обаяние совсем иного рода…
–Какого же? – раздраженно, но в то же время с любопытством поинтересовался Пауль, искоса посматривая на собеседника. В баре царил приглушенный красноватый полумрак, и расчерченное багровыми тенями лицо Нико производило немного пугающее впечатление.
–Понимаешь, ты пытаешься очаровать покупателей своей наружностью, – прищелкнув пальцами, принялся объяснять он. – Это может подействовать на женщин и только. А есть еще мужчины. Да и многие дамы приходят с кавалерами, а при них особенно не пококетничаешь. Сам понимаешь, твой метод полон прорех!
–А твой – нет? Твой безупречен? – уязвленно огрызнулся задетый за живое Пауль.
–Безупречного не существует в природе, – спокойно отозвался Нико. – Но мой метод действенен. Ведь зачем люди заходят в мою лавку? Зачем покупают все эти безделицы?
Пауль пожал плечами, делая очередной глоток напитка:
–Ну как зачем? Чтобы осталось что-то на память о нашем городе. Они-то туристы!
–Вот именно! – удовлетворенно сказал Нико, подняв указательный палец, и выглядел при этом донельзя самодовольным. – Они приходят за красивыми воспоминаниями… и я своими рассказами делаю эти сувениры еще более значимыми, а воспоминания о городе – более привлекательными, завораживающими. Я словно обещаю покупателям, что самые красивые воспоминания они могут купить только у меня!
Пауль склонил голову набок, размышляя.
–В этом что-то есть… но ведь признай, по большей части твои рассказы… как бы это сказать?.. выдуманы, высосаны из пальца! Разве нет?
Нико обиженно поджал губы:
–Выдуманы? Вовсе нет! ПРЕУВЕЛИЧЕНЫ… это вернее.
–Ну, конечно! – издал ехидный смешок Пауль. – Ты хочешь меня убедить, будто у каждой твоей безделушки есть своя легендарная история?
–Нет… но каждая что-то символизирует. А если я порою увлекаюсь и говорю лишнее… разве это плохо? Уверяю тебя, покупатели только рады обманываться! Это взаимовыгодная игра! Зато потом их воспоминания о нашем городе становятся объемнее и прельстительнее. Что в этом плохого?
–Ничего, – вынужденно признал Пауль и, подняв бокал с остатками напитка, бодро провозгласил: – Что ж, выпьем за красивые воспоминания!
Урок рисования
Миа отошла на шаг от мольберта и, забывшись, отвела со лба перемазанной в краске рукой рыжеватую прядь волос, не замечая, что окончательно перепачкалась. Впрочем, в минуты упоения творчеством девушка не придавала значения подобным мелочам. В такие мгновения весь ее мир сужался до размеров картины… хотя почему сужался? Вселенная фантазий превосходит будничную реальность и красочностью, и масштабами… а буйное воображение юной художницы Миа было просто безграничным!
–Неплохо, неплохо… – без ложной скромности пробормотала Миа, склонив голову набок и придирчиво изучая собственное творение.
Хотя, рассуждая объективно, далеко не каждый человек поставил бы работе молоденькой художницы оценку “неплохо”. Кое-кому картина показалась бы тяжеловесной, слишком яркой, “давящей”… другие же, напротив, одобрили бы исходящие от полотна силу и энергию.
На картине была изображена одна из площадей города И. – того самого города, который служил Миа не только пристанищем, но и источником вдохновения. Миниатюрный, почти кукольный, этот городок был проникнут торжественным духом средневековой романтики. Блуждая по здешним улочкам, несложно было поверить в реальность и осязаемость былых веков – поверить, что именно тут, по этим самым мостовым, разъезжали в каретах дамы в кринолинах и гарцевали верхом лихие молодцы в экстравагантных (на современный вкус) нарядах…
Миа любила бродить по родному городу, делая в большом блокноте лаконичные карандашные зарисовки, а после переносить их на полотно. Ее картины были написаны в энергичной импрессионистской манере и неидеально отражали окружающую действительность – однако Миа так чувствовала мир… так видела его, как бы банально это ни звучало.
Увековеченная художницей в картине площадь была выписана без лишних деталей, изображена тяжелыми сочными мазками. Не каждый местный житель согласился бы с подобной подачей городского пейзажа – однако Миа привыкла к спорам и считала их вполне нормальными. В конце концов, невозможно нравиться
