— Остроумно, Джефферсон, остроумно, — сквозь зубы процедила Николь.
— Но мы опять отвлеклись от основной темы? Чем я мог вызвать у тебя приступ такой неприязни?
— Может, тебе это сейчас смешно узнать, но, когда ты был подростком, я очень боялась тебя. Ты постоянно терроризировал меня и был причиной моих ночных кошмаров.
Питер резко повернулся и с удивлением посмотрел на девушку, потом снова стал пристально следить за дорогой. Он был в шоке.
— Что за черт, о чем ты говоришь?
— Неужели ты не помнишь, как пугал меня то лягушкой, то мышью или даже змеей. А ужасный тарантул, которого ты засунул в мой портфель?
— О, Тави-Тук, ведь так делают все маленькие мальчики. Мне тогда было всего десять лет!
— Ты несносный, противный, бесчувственный, отвратительный… Ты был таким забиякой. У тебя и мыслей других не возникало, как сделать мою жизнь несчастной и невыносимой.
Вместо смущения Николь увидела знакомую самодовольную усмешку, которая освещала его лицо и в десять лет. Сердце ее почему-то сжалось при взгляде на его загорелое лицо. Впервые Николь объективно оценила внешность друга и вынуждена была признать: он дьявольски хорош собой. Для нее это стало открытием. До сих пор она смотрела на соседа глазами обиженного ребенка и не замечала его яркой привлекательности.
— Ладно, я знал — ты боишься лягушек, — Питер прервал ее размышления, — но ты так оглушительно кричала, что я не мог удержаться от удовольствия лишний раз послушать тебя.
— Я вовсе не хотела оглашать все окрестности пронзительными криками, — сухо отозвалась Николь.
— Извини. Надеюсь, двадцать лет спустя твое мнение обо мне изменится. Все это было тогда только желанием привлечь внимание хорошенькой соседской девочки.
Николь подозрительно взглянула на него, однако Питер внимательно и увлеченно следил за дорогой, на которой, кстати, в течение последнего часа не попалось ни одной машины.
— Ты пытался произвести на меня впечатление? — спросила в конце концов Николь.
Теперь чувство изумления этим открытием не оставляло Николь. Она всегда была уверена, что Питер ненавидит ее. И ведь эти впечатления детства породили ее необъяснимую неприязнь к нему. А теперь оказывается, что все его приставания оказались лишь попыткой привлечь ее внимание. Питер неравнодушен к ней? Ей и в голову такое не могло прийти.
— Что еще у тебя против меня? — продолжал Питер. — Что в моем поведении вызывает в тебе неприязнь?
Вдруг Николь будто обожгло унизительное воспоминание.
— Я никогда тебе не прощу: ты сказал Джимми, что я влюблена в него.
Повернувшись на мгновение к Николь, Питер сердечно рассмеялся:
— Да, я помню, ты здорово втюрилась тогда и собиралась выйти замуж за Джимми.
— Мне было очень тяжело, я оказалась униженной. Ведь мне было всего тринадцать лет, это считалось большим секретом, а какую боль я почувствовала, когда все раскрылось. Как ты про это узнал?
— Я слышал, как твоя мама говорила об этом моей маме.
— Великолепно, значит, ты еще и подслушивал!
— Это получилось случайно. Они сидели в кухне и пили кофе, а я услышал их разговор.
— Но с твоей стороны рассказать обо всем ребятам было отвратительно. Бедный Джимми сразу стал избегать меня. А ведь мы три года учились вместе и дружили. Как только он потом видел меня, его уши сразу становились красными.
— С тех пор уши стали наиболее заметной деталью его внешности.
— Ты всегда использовал остроумие, чтобы побольнее обидеть моих друзей.
— Не всех, — сделал возмущенное лицо Питер.
— Да? Кто же избежал твоей критики?
— Мне нравились Кэсси, Джессика, Элли, Ника и Джейн.
— О, уверена — все мои подруги!
— У тебя был хороший вкус в выборе подруг, я с любопытством переговаривался с ними через забор.
— И флиртовал! — раскрасневшись, Николь обвинила изображавшего саму скромность Пита. — Тебе были противны Макс, Герберт и Майкл.
— Ну, не все, остановись. Разве что Майкл.
— Это потому, что он был одареннее тебя.
— Потому, что он — ничтожество.
— Майкл — сокровище!
— Ничтожество во всех его проявлениях, — дразнил ее Питер.
Внезапно мысли Николь обратились к Джейку.
— Все-таки я поняла, что это за человек в конце концов, — пробормотала она.
— По голосу я чувствую, недавно ты получила весьма болезненный урок, — спокойно отозвался Питер, уверенно сжимая руль. — У нас впереди длинная дорога, я был бы рад, если бы ты поделилась своими переживаниями. У меня достаточно широкие плечи, чтобы опереться. Рассчитывай на мое участие и сочувствие. Можешь даже пролить пару слез на моей груди, рубашку все равно пора менять.
Действительно, из худощавого мальчишки сосед превратился в сильного мужчину. Николь посмотрела в окно. Она изумлялась, как быстро меняются обстоятельства. Вот она внезапно бросилась на побережье, пытаясь спрятаться от неудач в личной жизни. Ведь только вчера у нее был жених и были надежды. Больше всего Николь хотела бы переписать этот вечер набело.
— Хорошо, если ты не хочешь говорить о себе, — послышался голос Питера, — я расскажу тебе историю моей жизни.
— Обо всех твоих подвигах твоя мать первой сообщала моей маме.
— Сомневаюсь, что она могла рассказать обо мне нечто достоверное. — В его голосе послышались насмешливые нотки. — Знаешь, я о тебе тоже знаю много, извини, что не сказал сразу. Ты окончила университет, поступила в аспирантуру. Что было потом?
— Я работаю в экономико-статистической фирме.
— Тебе нравится такая работа? — Он сделал удивленное лицо.
— Абсолютно нет. Но мне очень нравится спокойная обстановка, которая царит там. Работа лишена нервных стрессов, документы не лгут, они логичны, последовательны.
— Ни минуты не мог бы усидеть спокойно на канцелярской работе.
— Я-то понимаю и с большим удивлением услышала, что ты работаешь на правительство.
— Это моя мать сказала тебе?
— Да, разве это не так?
— Но за столом я, по крайней мере, постоянно стараюсь не сидеть.
— Но ты все-таки работаешь на правительство, верно?
— Только немногие знают, где я работаю. Собственно говоря, многие правоохранительные службы занесли меня в список лиц, которым они хотели бы задать ряд вопросов. Мне кажется, я быстро становлюсь популярным.
— Ты что, серьезно? — Николь в ужасе уставилась на него. — Тебя разыскивает полиция?
— В некоторых местах, да.
— Разве ты не можешь сказать, где ты работаешь?
— Нет. В определенной ситуации правительственные круги стали бы отрицать всякую связь со мной. Однако, если все же меня поймают, правительство вмешается. Все это серьезнее, чем хотелось бы. Кто-то предал меня, и я не знаю кто. Я слишком много времени потратил, чтобы установить связи, которые разом прервались. Легко из этой ситуации мне не выпутаться. А ведь только тогда можно будет снять мое прикрытие. В настоящее время я ничего не могу предпринять, пока не получу ответы на некоторые вопросы.
