Рейф приобрел этот дом совсем недавно. Райское место, преданные слуги, красивая, умная жена и очаровательный, здоровый ребенок. Ничего общего с человеком, которого Кит встретил восемь лет назад, когда собирал материал для своей первой книги.
Рейф тогда работал в агентстве по борьбе с наркотиками. Это был мрачный, суровый, редко улыбающийся человек. И очень одинокий. Киту он понравился. За те несколько недель, что они работали вместе, они подружились и с тех пор иногда встречались. Когда Рейф ушел из агентства и открыл этот курорт, Кит получил постоянное приглашение. И уже дважды им воспользовался.
Но в прошлый раз с ним не было Саванны!
Как насмешливо Рейф смотрел на них с Саванной, когда застукал их на утесе. Но разве не то же испытывал Рейф, когда впервые встретил Ти Джи Харрис, темпераментную, хорошенькую репортершу, которую Рейф спас и на которой потом женился?
Кит еще не был готов говорить о Саванне, даже с Рейфом. Да и что он мог сказать? Что увидел женщину на пляже и влюбился? Что танцевал с ней и почувствовал: наконец-то нашел ту, о которой мечтал всю жизнь? Что влюбился без памяти, даже не зная ее имени?
Нет. Сейчас он не мог об этом говорить. Надо подождать, разобраться в себе и в этом чувстве.
И все же Рейф бы понял. Он женат уже три года и по-прежнему по-мальчишески влюблен в свою жену и обожает сынишку.
И если это могло случиться с Рейфом Дансером, это может случиться и с любым другим. Даже с ним.
Саванна бросила трубку, и телефон сердито звякнул. У нее в ушах звенел строгий голос матери. Эрнестина не одобряла поездку дочери. Ее речь изобиловала словами «безответственная» и «эгоистка» и вопросами: «А вдруг что-нибудь случится, пока ты будешь нежиться на солнышке? Как можно наслаждаться жизнью в такой дали от дома?»
Негодуя на несправедливые обвинения, Саванна быстро и нервно расчесывала волосы.
— Эгоистка! — бормотала она. — Безответственная! Как у нее только язык повернулся?
Эти тринадцать лет она работала и заботилась обо всех, кроме себя. А теперь ее упрекают в безответственности! И кто? Собственная мать! А что бы она сказала, если б увидела, как дочь целуется с незнакомым человеком.
Крася губы, она заметила в зеркале тонкие лучики в уголках глаз. Скоро тридцать. Конечно, это не возраст, но ей вдруг показалось, что жизнь уже кончается. Может, потому, что ей пришлось рано расстаться с детством и взвалить на плечи груз, который не каждому взрослому под силу.
Она не была несчастлива в жизни, нет, уверяла себя Саванна, глядя на фотографию близнецов в серебряной рамке на ночном столике.
Саванна где-то читала, что женщины тяжело переживают тридцатилетний рубеж.
Ей хотелось провести последнюю беззаботную ночь, прежде чем вернуться к домашнему очагу. Трогательное прощание с молодостью. А что может быть лучше общества удивительного мужчины, благодаря которому она почувствовала себя молодой, красивой… и желанной?
Услышав стук в дверь, она в последний раз посмотрелась в зеркало, распустила шелковистые волосы по обнаженным плечам. Кремовое декольтированное платье плотно облегало высокую грудь.
Еще только одна ночь, пообещала она двум улыбающимся личикам на фотографии с ночного столика. Больше мне ничего не надо!
— Я тебе кое-что принес! — прошептал он.
Она осторожно взяла маленькую коробочку, открыла крышку и замерла в восхищении.
В коробочке лежала небольшая золотая брошь в форме того самого аленького цветочка с острова. Лепестки были покрыты блестящим красным лаком, листья — ярко-зеленым. Цветок был так похож на настоящий, что Саванна непроизвольно потянулась понюхать его.
— Какая красота, Кит! — прошептала она.
— Я… я подумал, что тебе понравится, — ответил он, польщенный ее радостью. — Я хотел, чтобы он остался у тебя… на память.
Память о нем! Как будто она когда-нибудь сможет забыть этого человека!
— Ну что, пойдем потанцуем?
Она больше не колебалась.
В этот вечер Кит снова не сводил с нее глаз. Она была очень красива. Ее медовые волосы переливались в свете свечей, отражавшемся в ее синих глазах. Вырез на платье слегка приоткрывал мягкую ложбинку груди.
Красота. Обаяние. Ум. Зрелость. Стиль. Любовь к старинным мелодиям и фильмам. Киту хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что все это происходит на самом деле.
У него на языке вертелось множество вопросов. Подумать только, он даже не знал ее фамилии! Откуда она? Чем занимается? Из какой семьи? Есть ли у нее кто-нибудь?
Удивляясь сам себе, Кит уговаривал себя набраться терпения. Но сегодня только прекрасная музыка, искристое шампанское, улыбающаяся луна! Вечер был полон волшебства, и он не хотел терять ни одного мгновения. Он лучше кого бы то ни было знал, как быстро иллюзии сменяются реальностью.
Оркестр заиграл импровизацию на тему «Лунного света в Вермонте». Пианист старался вовсю. Кит бережно кружил Саванну в медленном танце. Они молчали, иногда украдкой взглядывая друг на друга. Она тихо засмеялась и прижалась щекой к его плечу.
— Пока не встретила тебя, я даже не подозревала, что так хорошо танцую.
Ему нравилось то, что она говорит, — как будто до него с ней никто раньше не танцевал. Господи, неужели он ревнует ее к ее прошлому? Он ведь даже не знает, замужем ли она! У него нет никаких прав на нее. Кит постарался взять себя в руки.
Он заставил себя ответить легкомысленно:
— Прекрасно, значит, не зря моя матушка столько времени билась, обучая меня танцевать!
— Надо же, какая у тебя мудрая мама!
— Она потрясающая! Мне очень повезло!
— Приятно, когда взрослый мужчина с такой нежностью говорит о своей матери.
Киту почудилось, что в словах Саванны мелькнула горечь. Наверное, она со своей матерью не столь близка? Или ее мать умерла?
Жаль, что он не чувствует себя вправе надоедать ей вопросами.
Вместо этого он произнес:
— Я уверен, что вы бы обязательно понравились друг другу!
Он почувствовал, что Саванна напряглась. Ответа не последовало.
Пожилая пара улыбнулась Киту и Саванне.
— Сейчас редко встречается, чтоб молодежь танцевала под такую музыку, — сказала женщина.
Кит улыбнулся старой даме.
— Как может нравиться это? — спросил он, когда оркестр заиграл нечто оглушительно современное.
— Многие молодые люди восторженно трясутся именно от таких, с вашего позволения, мелодий, — вмешался в разговор ее спутник. — С тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года настоящую музыку никто не пишет!
— Да ладно, тебе, Гас! Элвис начал только в тысяча девятьсот пятьдесят шестом, — напомнила ему жена, когда пары немного отдалились друг от друга.
