class="p1">— Анька, дрянь! Ты где шляешься? — и опять захрапела, да так, что земля затряслась.
Я отчаялась что-либо сделать. И вдруг различила мопед. Ты подъехал к подъезду, и начал пристёгивать транспорт к столбу. У тебя было место на нашей дворовой парковке. И тросик, от всяких воров.
Я закрыла руками лицо. Я предпочла бы остаться невидимой! Но ты подошёл.
— Ань? — прозвучал рядом голос.
Я решила молчать. Ты всё понял без слов и не стал выяснять, кто она, эта женщина. Ты просто склонился, взял на руки мамино тело. Та заворчала, позвала меня. А я, прихватив её туфли, пошла открывать тебе дверь.
В квартире я бросила обувь. Сказала:
— Налево, в конце коридора. Клади на постель.
Сама же свернула на кухню. Когда доставала из сумочки пачку, дрожала рука. Меня бил озноб. На глазах были слёзы. Жгучий стыд за неё, за себя. И обида! Душили похлеще удавки. И так почти всю мою жизнь…
Ты вернулся:
— Заснула, — услышала я, продолжая курить.
— Ань? — ты приблизился, взял за плечо.
Я в ответ только всхлипнула:
— Вить, ты прости.
— Да за что? — развернул к себе. Обнял. Отнял сигарету.
Прижался ладонями к влажным щекам:
— Пойдём?
— Куда? — прошептала одними губами. Хотя не имело значения. Я знала, что вслед за тобой хоть на край…
Мы сбежали по лестнице вниз, оседлали твой мотик. И погнали по тёмному городу прочь. От тебя пахло пылью и по́том. И я не могла надышаться тобой! Мы ехали долго по мрачной дороге. Как ни странно, пустой в этот час. И я ощущала, как ветер хватает за волосы. И только плотней прижималась к тебе.
Ты съехал с дороги во двор, снизил скорость. Я с любопытством взирала на место, где никогда не была. Домишки здесь были, один к одному, невысокие. Уютный, причёсанный дворик хранил свой вечерний покой. Ты встал у какой-то постройки. Надпись на ней «ЖУ № 6» говорила о том, что она не жилая. А трубы вокруг завершали громоздкий пейзаж.
Ты спе́шился, встал, сунул руки в карманы. И взглянул на подъезд. Из него вышла женщина. Ты скользнул взглядом выше, к обилию окон, где уже загорались один за другим огоньки. На какое из них ты смотрел? Я пыталась понять, тихо встав позади. Я боялась тебя потревожить! Словно знала, что в этот момент ты не здесь, не со мной.
— Вон то, видишь? Где шторы задёрнуты, — услышала я и посмотрела туда.
Окно как окно. На шестом этаже. Сквозь плотные шторы сочится тепло неизвестной квартиры.
— Я раньше там жил. Это всё, что я помню, — добавил ты и сглотнул.
— В детстве? — ответила я.
— Да, — ты кивнул и продолжил, — Когда были живы родители.
Я ошалело уставилась:
— Живы? Но…
Ты тихонько кивнул, покачнулся. И наконец-то отвёл свой внимательный взгляд от окна.
— Дядь Серёжа и тёть Таня мне не родные, — услышала я, — Тёть Таня родная сестра моей мамы. Она забрала меня, когда я стал сиротой.
Я молчала, не в силах поверить. Ведь ты называл их всегда только так: «мои мама и папа». Не иначе! Ты, словно прочтя мои мысли, добавил:
— Я не помню своих. А они воспитали меня, как родного.
Жажда коснуться тебя была так сильна, но я одолела её. Понимая, что любую попытку утешить воспримешь в штыки. И замкнёшься. Опять! Навсегда.
— Их не стало давно, когда я был маленьким. Мы ехали с моря, и папа заснул за рулём. Мама была не пристёгнута. Она умерла моментально. А он… пока скорая к нам добиралась.
Ты замолчал, глядя перед собой. Будто прямо сейчас видел эту картину. Я ощутила твоё напряжение. Боль, которой пронизан был каждый вздох:
— Меня зажало на заднем сидении. Я чудом выжил! Мне было пять лет.
Я поняла — это всё. И разрешила себе подойти. Но касаться, пока не решилась.
— Вить…, - вырвался вздох.
Мне хотелось так много сказать. Только слов не хватало.
— Я просто хотел, чтоб ты знала, — добавил спокойно.
Твои волосы чуть отрасли и касались ушей. Воротник твоей тёмной ветровки был поднят. Я поправила свой и сказала:
— А я понятия не имею, кто мой отец. Мать дала мне дедулино отчество. Я думаю, она и сама не уверена, кто он.
— Не злись на неё, — ответил ты мудро. Твоя мудрость всегда раздражала меня! И в тот раз резанула по нервам.
— Иногда это сложно, — ответила я.
Ты думал, что я говорю о сегодняшнем дне. Но я говорила о прошлом. В котором случались моменты похуже. Когда она била меня ремешком. И кричала, что лучше бы я не рождалась и вовсе. Правда, после рыдала, молила простить. Да! Такое возможно простить. Но забыть, никогда не получится.
— Смотри! — указал ты на небо.
Луна показалась из облака. Словно проснулась от долгого сна. Я замерла, глядя вверх. И стояла так ровно до тех пор, пока небосвод не закрыла твоя голова.
— Я никому не рассказывал, — шепнул, наклоняясь ко мне.
— Даже ей? — уточнила, имея ввиду Веронику.
— Никому, — повторил ты, пытаясь найти мои губы.
Я поддалась. И вкус поцелуя затмил неприятные мысли. Поделённые надвое, тяготы жизни уже не казались такими тяжёлыми. Мне было легко и спокойно с тобой. И только лишь ветер, холодный, осенний, настырно трепал мои пряди.
В тот раз у теплушки, как я называл это место, мы обнаружили свору щенков. Совсем ещё крошечных. Их было шесть. И мать, что сперва не пускала нас ближе, расщедрилась после того, как мы принесли им поесть.
Они лежали под кустиком, возле стены. Забор, примыкающий к зданию, оставлял небольшое местечко. И там примостилось семейство собачьих. Ты увидела их копошение и посветила фонариком в угол. Я подошёл:
— Что это?
— Я не знаю, — испуганно бросила ты.
А потом, когда мы опознали животных, я оставил тебя сторожить мотоцикл, а сам побежал в супермаркет.
— Сосиски молочные, как раз для детей, — изрёк, доставая покупку.
Мы принялись их кормить. Щенята скулили, толкая друг друга, желая отнять угощение. Они все были разного цвета. И ты тут же придумала клички. Уголёк, Шустрик, Лапочка, Соня, Масяня и Фыр. Последний всё время чихал, первый был иссиня-чёрным, второй раньше всех отобедал сосиской. Девчонка, которую ты присмотрела, была рыжеватой, с забавным пятном на носу. Одна из сестрёнок спала, а вторая игралась.
Мы вернулись туда ещё раз. Мы теперь регулярно туда возвращались! Кормили собак и сидели подолгу на корточках. Отчего даже ноги немели слегка. Твоё лицо было близко.