И дождь уговаривал здесь задержаться. Ты поломалась для вида. Ты тоже хотела меня. Наше желание было взаимным, безумным! Оно выходило далеко за пределы этой маленькой комнаты. Этой улицы, города, мира…
Я снял с тебя водолазку. Ты помогла мне с застёжкой от лифчика. Джинсы мы сняли самостоятельно и торопливо. Я подглядывал, как ты снимаешь трусы. Увидел пушок между бёдер. И ослабел, предвкушая восторг.
Отчего-то я знал, что с тобой будет всё по-другому. И страх твой! И эта взаимность, с которой мы оба хотели открыть нечто новое. Я старался продлить. Целовал, осторожно, как в танце, сдвигаясь всё ближе и ближе к дивану. Ты охотно легла и раздвинула ноги. Между них было так горячо!
Я уже не пытался себя удержать! Ты была моей девушкой. Женщиной, если быть точным. Теперь ты была моей женщиной…
Тебе было больно, я слышал сквозь стон. И продолжал целовать, собирая слезинки. Ты плакала, но улыбалась. И я улыбнулся в ответ.
— Я люблю тебя, Нют, — так случайно сказал между вздохами. Зажмурился. Думал, забудешь. Но больше всего мне хотелось услышать ответ…
Я кончил. Достал одеяло. Боялся, ты станешь опять его нюхать! Наморщишь свой маленький носик, как делала всякий раз, когда тебе что-то не нравилось. Но ты притихла. Спиной прижимаясь к моему животу. Наши ноги сплелись.
— А у меня день рождения сегодня, — сказала случайно. И хоть это была не совсем та «случайная фраза», на которую я так надеялся, но я был рад.
— Серьёзно? — спросил. Вдруг ты шутишь?
Но ты провела по руке коготком. Отчего у меня побежали мурашки.
— Мне уже восемнадцать, так что тебя не посадят за совращение несовершеннолетней.
Только тут я припомнил — тебе же семнадцать! Было недавно. Ещё до того, как ты проболталась.
— Подумаешь, — хмыкнул лениво, — Даже если бы и посадили. Я бы всё равно это сделал.
Ты напряглась:
— Ведь тебе не впервой?
Я подавил тяжкий вздох. Ты оказалась ревнивой! Но не такой же, как я. Ведь я ревновал тебя жутко и яростно. Ко всем. Даже к собственной тени.
— Всё, что было до тебя, не считается, — сказал, отрезая любые контакты. В тот момент я бы с радостью стёр их из памяти. Я тоже хотел, чтобы ты стала первой. Моей.
Пока ты молчала, выдумывая новую реплику, я обещал:
— С меня подарок.
Ты, кажется, уже засыпала. Потому что твой голос звучал так расслабленно:
— Ты его уже сделал.
Я про себя усмехнулся: «Неизвестно ещё, кто кому».
Эта ночь была самой волшебной. Сколько их было после. Но эта… Наверное, мне потому так казалось, что ты была настоящая там, в пределах той ночи. Я желал тебя всю, без остатка! Нагретые мы выходили на дождь. Голые, в обуви. Чтобы замёрзнуть, и снова уткнуться друг в друга. И больше всего мне хотелось в тот раз, чтобы ночь никогда не кончалась. Чтобы дождь не кончался! А наша любовь не закончилась даже спустя много лет.
Ты стоял внизу, а я махала тебе из окна. Мама подкралась сзади, и я одёрнула штору. Она налила себе кофе. Работа по ночам не шла ей на пользу. И днём она была раздражительна. Вот и сейчас покосилась:
— Могла бы кого и получше найти.
Я стала тебя защищать:
— А чем тебе Витя не нравится?
Тогда мои уже знали о нас. Бабуля вздыхала. И, увидев прокладки в мусорном ведре, переводила взгляд с одной на другую. Предупредила — если рожу, выпроводит в квартиру напротив.
— В том-то и дело, что нравится, — ответила мама.
Я замешкалась, не понимая, в чём суть. Но не взялась уточнять. Мама спросила:
— А если замуж позовёт, пойдёшь?
Русые волосы растрепались, она сгребла их тонкими пальцами. Спросонья она казалась мне особенно уязвимой.
— Пойду, — ответила с вызовом.
Мама хмыкнула:
— Ну, и дура!
Я осталась стоять, ошарашено глядя ей вслед. Прикусила язык, когда наружу просилось: «Сама ты такая». Мне казалось, она не любила меня! Но страдала всегда со мной вместе. Изливала мне душу, как её доконали мужчины. И всякий раз после этого зарекалась отказаться от них навсегда. Этому решению обычно сопутствовал ряд фраз:
— Сами справимся, правда же? — была одной из таких.
Но спустя время мама опять начинала встречаться с мужчиной. И опять заверяла, что «этот уж точно тот самый». Предъявляла мне свой «экземпляр». И ждала одобрения.
С первым отчимом жили, душа в душу. Мы до сих пор с ним общаемся. Он поздравляет меня с днём рождения. Не теперешнюю меня, а ту, прежнюю Аню. Мама рассталась с ним, потому, что «время пришло». Этим она объясняла предательство! В первую очередь по отношению ко мне.
Второй мамин муж появился не сразу. После него было много других. Я думаю, их было много! Ведь мама меня не знакомила. А потом объявила, что «это — любовь», и мы будем жить в его доме. И это была далеко не усадьба. Скорее шалаш для двоих. В котором втроём было тесно! И мы, вместе с псом, коротали время снаружи. Правда, пёс был привязан. А мне разрешалось гулять.
Когда я привыкла к собаке и к отчиму. И даже выбрала место у него на участке, под розовый куст. Мама сказала коронную фразу:
— Аня, собирай вещи! Мы уезжаем!
И я опять начинала с нуля…
На курсы я всё же записалась. Хотя и с большим опозданием. О чём мне сказали в приёмной. И настоятельно советовали изучить методичку. Я открыла её, и закрыла. Теория — это ничто, если речь об искусстве! Это же вам не физика какая-нибудь.
На первое занятие я появилась неподготовленной. И была поражена тем, как много «талантов» вокруг. Один из таких подкатил.
— Привет, ты новенькая?
— Ага, — я кивнула.
Мельком осмотрела его. Невысокий, улыбчивый, харизматичный. Комедийный актёр!
— Сегодня практика будет, — подсказал он.
— Это как? — я решила поддержать разговор. Всё же сокурсники.
Он нахмурился:
— Ну, будем играть.
«Как? Уже?», — подумала я. Вслух сохраняя спокойствие. Это же практика! Как лабораторная в школе. Когда ты применяешь полученный навык. А я что применю?
— В какой-то постановке? — попыталась я разузнать.
— Импровизировать, — проинформировал он.
И тут появился преподаватель. Худощавый мужчина в очках. Мы вошли в зал, где были расставлены стулья. Миниатюра концертного. Только без сцены. Я села с краю. Повесила куртку на спинку стула. И приготовилась слушать.
Он прошёлся по комнате, ожидая, пока все усядутся.
— Ну как, начнём? — произнёс.
Все зашептались. А я ощущала себя на
