— Мечтай. — Еще одно рычание.
— Пожалуйста. — Мой голос срывается. Обычно я рассчитываю, что мои карамельно-светлые волосы и большие глаза как у животных Диснея, которых он, к сожалению, сейчас не может видеть, помогут мне избежать неприятностей. Мне кажется, этого парня сложнее взломать. — Просто запри меня и стой снаружи на страже. Что я могу сделать? Вооружиться куском мыла? Попробовать вырваться через дыру в раковине?
Он купится на это?
Чувствительный ли он?
Он непримиримый?
Может быть, он и тот, и другой. У него есть серьезные правила — не бить женщин, не обращаться с жертвой грубо — но, по сути, он согласился запереть меня здесь. Тогда есть его тон и язык тела. Спокойный. Как будто ему наплевать на весь мир, что очень далеко от истины. Я знаю его всего несколько часов и уже знаю, что он был сокамерником в Сан-Димасе, убивал, задолжал Годфри и держит на хвосте Арийское Братство.
— Предупреждаю, — его персиковое дыхание щекочет мой нос, — когда люди плохо относятся ко мне, я хуже. Не искушай моих демонов.
Бит снимает с меня повязку, но он не настолько легкомыслен, чтобы показать мне свое лицо. Его черная футболка стянута через голову, обнажая татуированный пресс. Даже кончики его пальцев полны синего и черного. Тем не менее, одна сторона его тела полностью лишена чернил. Массивный, угрожающий. . .и как бы мне не хотелось это признавать, привлекательный .
Милая Статуя Свободы, если мне нужно трахнуть одного из них во имя свободы, пожалуйста, пусть это будет он, а не коренастый татуировщик.
Бит все еще может видеть меня сквозь ткань своей рубашки, но прежде чем я успеваю разглядеть его лицо, он выбегает из ванной и запирает дверь снаружи на ключ.
— У тебя есть пятнадцать минут, чтобы все сделать. Пописать, посрать, принять душ, одеться. Время пошло.
Я не спорю и не теряю ни секунды. Я прыгаю в душ и писаю, когда поток булькающей воды плещется по моему телу. Мой мочевой пузырь горит от освобождения, как и свежие волдыри, которыми меня украсил Себ. Постепенно я начинаю чувствовать себя немного лучше, мыслить немного яснее.
Вода горячая и сильно действует на мои напряженные мышцы. Там только один кусок мыла — я почти уверена, что Бит и Инк делят его (догадываюсь, что они соседи, судя по двум изношенным полотенцам на вешалке). Не очень гигиенично, но гигиена — это роскошь, которую я сейчас не могу себе позволить.
Я вытираю тело и продолжаю лить воду, пока пытаюсь открыть заржавевшее окно рядом с насадкой для душа. Я встаю на цыпочки, выглядываю наружу, моргаю, не веря своим глазам, когда вижу, что передо мной. Подросток в шапочке петляет на велосипеде посреди дороги, электрические провода над его головой спутались со шнурками и кроссовками. Помимо домов с дробовиками, увядших крыльцов и отголосков отчаянного лая собак находится Тако Белл.
Тако Белл!
Я узнаю ветку. Я в Стоктоне. Чьи улицы я знаю, чьи наркоманы изучала, на чьем языке лишений и невзгод свободно говорю.
Я изучаю свое окружение. Дом, в котором я застряла, простой одноэтажный, а дом прямо перед ним, вероятно, такое же бунгало. Он выглядит заброшенным, так что крики не приведут меня ни к чему, кроме как к дерьмовому списку Бита и Инка.
Но я догадываюсь по шуму машин и расположению ресторана быстрого питания, что мы недалеко от Эльдорадо, одной из главных улиц Стоктона.
Знание того, где я нахожусь, поможет мне, когда я убегу.
И я убегу. Так или иначе. С помощью или без помощи Бита.
Я всегда приземляюсь на ноги.
Я освободилась от Кэмдена, Годфри и Себастьяна. Избавление от этих двух должно быть прогулкой в парке.
Кулак Бита трижды ударяет по двери, затем он отпирает дверь снаружи.
— Эй, Сильвер Спун. Твое время вышло.
— Одну секунду, — кричу я, закрывая кран и выходя из душа. Я тянусь к одному из мужественных темных полотенец и прикрываюсь, присаживаясь на корточки, чтобы подобрать свое серое платье.
Подождите минутку.
Мужественные. . .Темные. . .Полотенца.
У них может быть бритвенный станок. Черт возьми, у них здесь может быть оружие.
Я начинаю выдвигать ящики, все еще завернутая в полотенце, отчаянно пытаясь найти, чем бы поранить Бита. Меня даже не волнует, услышит ли он. Дайте мне бритву, и я порежу этого Голиафа ростом шесть футов пять дюймов на куски размером с Барбакоа. Талант может быть переработан, а ярость может перевесить размер. Это девиз, которым я живу.
Опять стучат в дверь, и она вопит на петлях.
— Эй. . .ты, — ворчит он. Он даже не знает моего имени. — Если ты заставишь меня открыть эту дверь, ты чертовски пожалеешь.
Я игнорирую его. Он не может изнасиловать или причинить мне вред. Годфри ясно дал это понять. Честно? Я его даже не боюсь. До сих пор он не проявлял ко мне ничего, кроме сострадания, на свой собственный, сердитый, стоктоновский лад. Черт возьми, однако. У них нет абсолютно ничего в этих ящиках. Пусто, пусто, пусто. Что не так с этими мужчинами? Они не живут здесь или заранее продумали этот сценарий? Вероятно, последнее. Я уже собираюсь развернуться и подобрать свое платье, когда дверь распахивается, и лицо Гая Фокса снова встречает меня, безумное изобилие летучих мышей. Ящики все открыты. Я выбросила большую часть их содержимого на пол в отчаянных поисках оружия.
Ничего хорошего для меня.
Я спотыкаюсь, но он выбрасывает руку, дергая меня за полотенце, плотно прижатое к его телу. Я натыкаюсь на его твердый пресс, мои глаза концентрируются на изгибах его грудных мышц.
Ладно, беру слова обратно. Сейчас немного испугалась.
— Ты хочешь так играть? — выдыхает он, его голос хрипит. Я сглатываю, когда впервые смотрю ему в глаза. Медово-коричневые, почти зеленоватые. . .и полные . Такие полные. Полные вещей, которые я не должна видеть. Души. Боли. Истории человека, которого я не должна олицетворять.
Прервав зрительный контакт, я поднимаю платье с пола. Ну и что? У горячего парня-убийцы есть душа. Большая чертова сделка.
Бит.
Большой. Сломанный. Может быть, даже немного хорошо, под всеми этими мозолистыми слоями, в которые его окутала жизнь. Он в долгу перед Годфри и зарегистрирован в разделе «Должен-вербовать-на-мою-сторону». Любит : Чтение (у него была книга в заднем кармане), черный цвет и сарказм. Не любит : Инка, Годфри, Себ. . . не меня.
Для него я все еще чистый лист. Хотя это начинает меняться.
Я жду пощечины или удара, каждый мускул в моем теле напрягается, но он просто смотрит на меня сквозь маску своими глазами.
— Как тебя зовут? — он рычит, мало чем отличаясь от зверя.
— Прескотт.
— Глупое имя.
— Позволь мне не обижаться, учитывая тот факт, что ты называешь себя Битом.
Я уверена, что он улыбается под этой маской, хотя я никак не могла сказать. Его тело расслабляется, что побуждает меня снова нормально дышать.
— Тебе нужны некоторые основные правила, Кантри Клаб, поэтому позволь мне изложить их для тебя, прежде чем ты сделаешь какую-нибудь глупость, из-за которой у тебя будут проблемы. Во-первых, если я снова увижу, что ты ищешь оружие, ты потеряешь все привилегии. Никакого душа и туалета. Из подвала не выбраться. Мне все равно, ты будешь сидеть в своем дерьме и мочиться, пока Арчеры не придут и не заберут тебя. Второе — ослушаешься — будешь наказана. Еда будет скудной и промежуточной. Третье… — его глаза закрываются, а когда они снова открываются, в них мелькает что-то коварное, — я не такой, как они. Я не заинтересован в том, чтобы причинять тебе ненужную боль. Но не пытайся сделать что-нибудь, что заставит меня отвернуться от тебя. Я легко перевоплощаюсь, и как только я это сделаю…
Мои соски касаются грубого полотенца от его угроз.
— Мне нужен шампунь, мыло и тампоны. — Я попытаю счастья. — И мячик от стресса. Если ты собираешься держать меня здесь. . . — Я замолкаю, думая о внешнем мире, который только что мельком увидела. Прищуриваюсь, качаю головой, позволяя мягким, влажным золотым пряди обрамлять мое лицо. — Просто. . .пожалуйста. Это хуже тюрьмы.
