Вильерс гордился собственным умением невозмутимо принимать самые неожиданные и недружественные новости, однако сейчас слуга с удивлением услышал вырвавшееся из благородных уст смачное англосаксонское ругательство.
— Именно так, — согласился Эшмол и в знак солидарности тряхнул седой головой. — Птичка улетела.
— Но почему?
— Как обычно, вопрос денег. — Эшмол не напрасно десятки лет управлял хозяйством. — Сколько вы ему дали? — Он кашлянул. — Прикажете уволить садовника? Или сказать кухарке, чтобы экономила на продуктах?
— Не думаю, чтобы негодяю удалось добраться до крупной суммы, но на теплое гнездышко, должно быть, хватило. — Герцог подкрепил комментарий еще несколькими сильными выражениями.
— Можно нанять сыщика, — предложил Эшмол.
— Денег это не вернет. — Странная тревога не давала покоя. — Но почему же именно сейчас? Почему он сбежал не раньше и не позже, а сейчас? Не в детях ли дело?
Старик озадаченно смотрел.
— К черту! — отмахнулся Вильерс. Не следовало позволять Темплтону принимать решения. — Немедленно найми сыщика, но не ради денег — их все равно уже не получить, — а потому что необходимо срочно разыскать всех детей — до единого!
— Слушаюсь, ваша светлость. Прикажете отправить лакея в Уоппинг, чтобы найти школу и привезти мальчика?
Вильерс взял со стола список, представленный Темплтоном накануне вероломного бегства.
— Думаю, разумнее поступить иначе. В Уоппинг я поеду сам. Распорядись об экипаже. А вечером необходимо встретиться с Плэммелом и Филастром — непременно, даже если у них уже есть другие планы. — Поэтичные имена принадлежали двум весьма непоэтичным господам, управлявшим финансовыми делами герцога.
— Если они еще в Лондоне, — не удержался от сарказма Эшмол.
Вильерс выразительно взглянул на него.
— Будут на месте как миленькие, — ворчливо успокоил дворецкий. — Темплтон не из тех, кто привык делиться добычей.
Спустя пять минут герцог уже сидел в экипаже. Обычно, прежде чем выйти из дома, он проводил с камердинером не меньше получаса. Принципиально раз и навсегда, отвергнув парик, он добивался безупречного состояния волос, не говоря уже о сияющих башмаках и белоснежной рубашке без единой морщинки…
А вот сегодня он просто встал и ушел.
Что же могло случиться с детьми?
С теми самыми детьми, подсказал упрямый внутренний голос, о существовании которых он еще месяц назад даже не помнил.
Да-да, дети. Его дети. Почему же Темплтон сбежал? Миссис Джоббер казалась доброй и содержала приют в образцовом порядке. Но почему в таком случае в ее доме не жили пять остальных единокровных братьев и сестер? Почему детей не поместили вместе?
И что произошло два года назад, когда Темплтон забрал старшего мальчика в школу? Герцог не сомневался в том, что никогда не отдавал на этот счет никаких распоряжений. Более того, старался не говорить и даже не думать о тех, кому дал жизнь. И никогда не требовал у Темплтона отчета, хотя регулярно интересовался состоянием поместий и жизнью арендаторов.
Ощущение собственной вины оказалось тяжким, весьма утомительным чувством.
Деревня Уоппинг выглядела так, словно вся жизнь ее обитателей проходила на Темзе. Другие населенные пункты состояли из нескольких улиц, а где-то неподалеку обычно протекала река. Здесь же существование начиналось у воды, а потом беспорядочно и бестолково поднималось вверх по берегу. Ветер доносил тошнотворный запах грязи и дохлой рыбы.
Дверь кареты открылась.
— Ваша светлость, Эшмол посоветовал обратиться в церковь. Прикажете навести справки?
Легким движением руки Вильерс отправил слугу, а сам предпочел остаться за закрытой дверью. Смотреть в окно было глупо, но даже при столь отдаленном знакомстве Уоппинг производил сильное впечатление. Деревню вряд ли можно было назвать бедной — унизительное определение плохо соответствовало наполнявшей окружающее пространство жизнерадостной суете.
К реке вела широкая деревянная лестница. Толпа мальчишек, закатав штаны, с упоением возилась в грязи. Должно быть, прилив только что отступил, оставив толстый слой ила.
Некоторое время Вильерс внимательно наблюдал, а потом задумчиво откинулся на спинку сиденья. В детстве они с Элайджей тоже любили играть в реке, которая протекала между поместьями. Нет, неверно. Река никуда не делась, так что неправильно думать о ней в прошедшем времени.
То обстоятельство, что за долгие годы он ни разу не навестил собственное поместье, вовсе не означает, что оно исчезло с лица земли.
Лакей снова открыл дверь.
— Священника сейчас нет, а церковный сторож уверяет, что ничего не знает о школе Гриндела. — Он в нерешительности умолк.
— Говори, не сомневайся, — поторопил Вильерс.
— Правда, в деревне живет беспутный старик по имени Элайас Гриндел, который верховодит компанией из пяти-шести беспризорников. Сторож считает их сиротами. Но он не может быть тем, кто вам нужен, ваша светлость, потому что…
— Ты узнал, как его найти? — перебил Вильерс.
— Узнал, ваша светлость.
Герцог жестом приказал закрыть дверь. Он непременно разыщет Темплтона и отправит его в тюрьму — до конца поганой жизни. Экипаж затрясся по булыжной мостовой, но через пять минут снова остановился. Вильерс вышел и увидел улицу, которая падала в реку с неотвратимостью отпиленной доски. Здесь тоже была лестница, а внизу копошилась ватага детей.
В душе шевельнулось отвращение.
Они вовсе не играли в грязи. Они искали добычу. Мальчики пытались выудить из ила хлам, который еще можно было бы продать. И его сын, будь то Джуби или Тобиас, вполне мог находиться среди униженных существ. Да, потомок старинного аристократического рода копался где-то здесь, в вонючей слизи.
Если не что-нибудь похуже.
Гриндела удалось найти в ветхом домишке на берегу и внешностью, и поведением он полностью соответствовал своему воинственному имени.
— Нет у меня ни Тобиаса, ни Джуни, — заявил он и выпятил нижнюю губу, отчего сразу стал похож на упрямого ежика.
— Джуби, — поправил Вильерс.
Старик стоял на своем:
— Не знаю никакого Темплтона и никогда не держал школы для мальчиков. Вам нужен кто-то другой.
Герцог небрежно поиграл шпагой, словно крутил в руках тросточку и между делом прикидывал ее вес.
— Я слышал, что неподалеку, в Багниг-Уэллс, живет еще один Гриндел. Может быть, у него есть какая-нибудь школа. — Память собеседника слегка оживилась.
Вильерс приподнял шпагу, и ножны блеснули, словно подсказывая, что спрятанное внутри лезвие способно покинуть укрытие. Потом оперся на оружие, как на трость, и конец безжалостно вонзился в пол.
