Так она сделалась туристкой. Оглядела город с крыши Всемирного торгового центра и съездила в Южный морской порт. Прокатилась на пароме на остров Стейтон и проплыла на катере вокруг Манхэттена. Поднялась на статую Свободы и осмотрела остров Эллис.
Но куда бы она ни направлялась, всюду был Джаред.
Не телом — Бог знает где его тело, — но душой он всегда находился рядом с ней. Она осматривала места, которые ему бы понравились. Она слушала рассказы гида, которые он бы запомнил. Она страстно желала разделить с ним все это и ненавидела его за то, что его нет рядом.
Но еще больше — за то, что он заставляет ее скучать по нем.
Один раз она уже пережила расставание с ним. Тогда у нее было сознание правоты, решимость, цель. Сейчас она лишилась всего, сбита с прямого пути его словами, его признанием в любви и своим резким отказом.
Именно так ты и хотела все устроить, говорила она себе, возвращаясь после четырехчасового тура в Гринвич-Виллидж.
Когда она открыла дверь, зазвонил телефон. Энни торопливо подняла трубку и услышала голос матери.
— Ты помнишь Джулию? — начала та без предисловий. — Мою кузину Джулию из Сент-Луиса? Ее племянник Кармин получил работу на Манхэттене и переезжает в Нью-Йорк.
Энни застонала, предвидя дальнейшее.
— Нет, мама, я не могу…
— Твои вечные «не могу», — выразила недовольство мать. — Что с тобой, Энни? Ты что, боишься влюбиться?
Дело в том, что я уже влюбилась, могла бы ответить Энни.
Но она и сама не понимала, что с ней происходит, пока во вторник днем не начала готовиться к своей сто двадцатой свадебной церемонии.
Не понимала, пока подружка невесты, Хелен, не заглянула в дверь гримерной:
— С возвращением к лицедейству! Как оно, в настоящем мире?
С этого момента Энни точно знала, что делает с женщиной любовь.
Она закончила гримироваться и посмотрела на себя в зеркало. Она выглядела, как должна выглядеть стыдливая невеста, а на прошлых представлениях была словно обезумевшая от горя Джульетта, слегка помутившаяся разумом Офелия или соблазнительная Мэгги. Это и есть ее талант: показывать весь диапазон эмоций, заставлять волноваться публику. На этом и построен их театр — на «эффекте присутствия».
А после этого она может идти домой.
Хелен права: актерская игра — лицедейство. Каждый день можно привносить в свою роль что-то новое, улучшать ее, но, как ни играй, все это далеко от жизни.
Роли — не реальность и никогда не должны подменять ее. Она видела в Джареде в первую очередь мужчину, а не просто актера. Конечно, его талант огромен. Но в нем не весь Джаред. И ее дар тоже не вся она.
У нее есть еще много чего для жизни, а не только для театра.
Она сама выбрала такой путь — четкий, ясный, посвященный единственной цели… и совершенно пустой.
Пришло время сменить его.
Как-то раз Дайана сказала ей: «Без Ника ничто не имеет смысла». А ее сосед Джек говорил, что ему всегда интересно с Фрэнсис, потому что он не представляет себя без нее, она делает его жизнь реальной.
Джаред сделал мою жизнь реальной.
Она поняла, что только с ним чувствует себя живой, может от души смеяться и плакать, танцевать и петь. В каждой роли — лишь частица ее. А Джаред собрал воедино все, даже мельчайшие, нюансы ее личности. Он — вторая половина ее самой.
Энни вспомнила, как во время последнего телефонного разговора спросила мать, зачем она так старается выдать ее замуж.
— Потому что хочу тебе счастья.
— А сама ты счастлива? — с сомнением спросила Энни.
— Конечно, — не задумываясь ответила мать.
— Но… как же Даллас? Как же Филадельфия? Чикаго? Папа просто помыкал тобой. Таскал тебя по всей стране.
— Потому что ему этого хотелось, — просто ответила мать. — И я не обижалась. Между прочим, мы не поехали ни в Лос-Анджелес, ни в Сиэтл, ни в Дулут. — В голосе матери слышался смех. — Так что есть места, куда мы не поехали.
— А могли поехать и туда?
— Да.
— Почему же не поехали?
— Я не захотела. И твой отец отказался от работы.
Она не захотела, и он отказался. Так просто. И так очевидно.
— Я не знала, — глухо произнесла Энни.
— Ты многого не знаешь, моя девочка. Но ты не глупая. Ты подумаешь и поймешь.
Да, не слишком быстро она думает. Но, пожалуй, пора решиться. По крайней мере попробовать.
Она поправила фату, подняла подбородок и отправилась искать Дэна — своего режиссера.
— Уволиться? Ты хочешь уволиться? — Дэн ошеломленно посмотрел на нее.
— Я хочу уволиться, — повторила Энни.
— Но ты нужна нам! Ты просто необходима! Ты…
— Я уезжаю. — Голос ее зазвучал увереннее: — Я не так уж и нужна. Хелен будет очаровательной невестой.
Хелен всегда стремилась к тому же, что и Энни. Но сейчас цели Энни изменились.
— Но ты не можешь уйти прямо сейчас! Мы взяли нового жениха, и мне нужно, чтобы ты его объездила.
Энни округлила глаза.
— Еще одного?
— Что я могу сказать? Любой артист боится дебюта в новой роли. Даже знаменитости. — Дэн усмехнулся. — Не торопись. Кто знает, может, сработаешься с ним и останешься.
Но Энни помотала головой:
— Нет. Я уже решила.
Она не знает, где Джаред, но должна найти его. А когда найдет — попросит дать ей еще один шанс.
А если он откажется… если он откажется, она выживет. Но ни за что не выживет, если не сделает этой попытки.
— Твое дело, — пожал плечами Дэн. — Но ты остаешься еще минимум на неделю.
— Спасибо, Дэн, — сказала Энни и радостно улыбнулась.
Режиссер покачал головой и поправил на ней фату. В этот момент в дверь заглянула Хелен.
— Две минуты.
Энни глубоко вздохнула.
— Задай им жару, детка! — подмигнул Дэн.
Не лучшее напутствие для невесты, подумала Энни. Но теперь оно вполне уместно. Ведь она просто делает временную работу, она больше не невеста. Пока еще не невеста.
А может быть, никогда и не станет ею, как знать…
Но она не могла и не хотела смириться с подобной мыслью. И потому спокойно вошла в установленный на сцене центральный неф церкви и попыталась представить, как бы выглядела ее настоящая свадьба.
Она вспомнила, как выглядела Дайана, когда готовилась идти навстречу Нику. Бледная. Дрожащая. Нервная. Полная решимости.
Да, полная решимости. Готовая начать войну против Хоффманов, Бауэров и Гранателли, против всего Сент-Луиса и половины Италии, чтобы выйти замуж за любимого человека.
Но сначала, припомнила Энни, Дайане пришлось завоевывать Ника.
«Он любит меня, — пожаловалась она однажды Энни, придя в гримерную после спектакля. — Я знаю, что любит. И он знает, что любит. Мне нужно только заставить его сказать это. — Ее обычно спокойные карие глаза вспыхнули адским огнем. — И я сделаю это! — поклялась она, пожимая подруге руку. — Потому что ты сегодня научила меня верить в себя».
