Вильерс вздохнул: каким-то чудом перчатки до сих пор оставались пусть и не безупречными, но убедительно чистыми.
Гриндел опрокинулся вместе с креслом, а по дороге зацепил еще две корзины с углем. Из-под стола донесся жалобный, почти поросячий визг. Последняя корзина закачалась и упала, а из нее посыпались серебряные ложки — результат мучительного детского труда в реке и мерзких сточных канавах.
Обернувшись, герцог увидел в дверях небольшую компанию заинтересованных зрителей. Пять-шесть мальчиков молча, неподвижно наблюдали за расправой. Тощие, покрытые грязью, со следами глубоких царапин на ногах и руках, они замерли в дверях.
Гриндел застонал, но не проявил намерения подняться с пола.
— Возьмите корзинку и соберите ложки, — распорядился Вильерс. — Здесь целая коллекция.
— И серебряные пуговицы, — добавил Тобиас, не выказав ни тени восхищения мастерским ударом.
— Тоже не помешают, — согласился герцог. — Здесь их столько, что хватит, чтобы расплатиться за ваше обучение.
Дети, кажется, ничего не поняли, однако Тобиас ловко сгреб ложки и сунул одному из мальчиков:
— Иди!
Еще одна корзинка с серебряными ложками, коробка серебряных пуговиц и какой-то ящик с крышкой покинули пределы дома прежде, чем хозяин успел подняться на ноги.
— Эй, вы! — хрипло закричал он. — Что происходит с моим добром?
Вильерс с удовлетворением отметил, что правый глаз негодяя уже почти заплыл.
— Вор! Мошенник, а не герцог! — вопил тот. — Сейчас же напущу на вас констеблей!
— Даже и не подумаешь, — невозмутимо возразил Вильерс. — Придется найти какой-нибудь другой способ зарабатывать на жизнь. А я буду внимательно следить, и если вдруг услышу, что в доме снова появился хоть один мальчик, — добра не жди!
— Сходство между отцом и сыном налицо! — прорычал Гриндел.
— Ты мне льстишь, — заметил Вильерс. — Первый удар считай расчетом за Тобиаса. Ну а этот за остальных! — Кулак угодил прямиком в левый глаз.
Старик рухнул на пол, а герцог молча вышел.
— Где Филибет? — спросил он.
Тобиас показал на лежавшего на обочине мальчика. Грязная тряпка, которой была обмотана нога, насквозь пропиталась кровью.
Вильерс кивнул стоявшему возле экипажа лакею:
— Возьми ребенка и отнеси к ближайшему доктору, а потом найми карету и отвези в Уайтчепел, к миссис Джоббер. Улицу возница должен знать.
Распорядившись, он повернулся к оставшимся пяти питомцам, Тобиас стоял впереди, как всегда, гордо расправив плечи и уверенно подняв подбородок. В глазах светилось упрямство.
Вильерс посмотрел на второго лакея:
— Найди повозку и передай всю эту компанию миссис Джоббер — с рук на руки. Извинись от моего имени и попроси отмыть и одеть их как можно приличнее. Я же немедленно отправлю Эшмола на поиски достойной школы. Да, вот это первый взнос на содержание детей. — Он протянул пригоршню гиней.
— Школа? — изумленно пробормотал один из мальчиков.
Тобиас заметно успокоился.
— Мы будем хорошо учиться, — пообещал он и неохотно добавил: — Сэр…
— Я не сэр, — поправил Вильерс. — Можете обращаться ко мне «ваша светлость». — Он тут же почувствовал себя напыщенным дураком. — А ты, Тобиас, поедешь не к миссис Джоббер, а домой — вместе со мной.
Тобиас не собирался менять решение.
— Нет. К тому же меня зовут Джуби.
— Твое имя — Тобиас. Ты мой сын, а потому немедленно отправишься в Вильерс-Хаус.
— Я буду жить у миссис Джоббер, а не у вас. — Мальчик едва заметно усмехнулся.
Удивленно разинув рты, товарищи наблюдали за развитием событий.
На миг Вильерс задумался, не поручить ли упрямца оставшемуся без дела лакею: уж очень не хотелось тащить в экипаж всю эту, деликатно выражаясь, грязь. Но наемная карета и лакей в данном случае вряд ли годились: подобное появление сразу поставило бы мальчика в ложное положение в глазах слуг. Впрочем, пока герцог и сам понятия не имел, каким именно должно быть это положение.
— Немедленно садись в экипаж! — приказал он.
— Нет!
Выхода не было. Перчаткам и без того пришел конец, да и розовому камзолу, скорее всего тоже. Молниеносным движением Леопольд схватил упрямца и перекинул через плечо.
Лакей услужливо открыл дверь, и отец сунул сына на бархатный диван. Поднялся сам и уселся напротив.
Мальчик без промедления принял вертикальное положение и устремил на родителя бескомпромиссный взгляд.
Герцог не видел необходимости продолжать препирательства, а потому сосредоточился на испорченных перчатках: предстояло снять их с наименьшим ущербом для рук.
В голове настойчиво крутились две мысли. Первая заключалась в необходимости найти еще пятерых отпрысков. А вторая…
…ему нужна жена. Немедленно, сейчас же!..
Возможно, женщине удастся понять, как разговаривать с уменьшенной копией герцога Вильерса. У него это пока не получалось.
Оставалось одно: жениться сегодня же. В крайнем случае — завтра.
Доктора Уильяма Уидеринга терзал ужасный кашель. Элайджа и Джемма вошли в приемную и услышали доносившиеся из жилой комнаты мучительные, пугающие звуки.
— Кажется, доктор умирает! — в тревоге воскликнула Джемма.
Элайджа, в свою очередь, решил, что больной находится на последнем издыхании, но не счел разумным высказывать заключение вслух. Джемма и без того казалась испуганной — откровенно говоря, в последние дни выражение страха покидало ее лицо только в одном случае: в постели, в объятиях мужа.
Сам же герцог Бомон испытывал непонятное, труднообъяснимое счастье. После любовных утех в саду Аполлона он всецело примирился с будущим, каким бы коротким оно ни оказалось. Вот и сейчас он невозмутимо проводил Джемму к стулу, а сам сел рядом.
Герцогиня тут же взяла со стола медицинский журнал и начала читать.
— Он экспериментирует с ямайским перцем: выясняет, насколько препарат полезен в качестве лекарства от заболеваний легких, — сообщила она спустя несколько минут.
Доктор Уидеринг появился прежде, чем Элайджа успел что-нибудь ответить, — высокий статный человек с густыми кустистыми бровями, плохо сочетавшимися с аккуратными буклями напудренного парика. Из-под бровей лихорадочно блестели темные глаза.
— Ваша светлость, — с поклоном приветствовал он герцога. Повернулся, увидел Джемму и поклонился еще глубже. — И ваша светлость.
— Я приехал, чтобы проконсультироваться относительно вашей работы с Digitalis purpurea, — пояснил Элайджа.
Доктор заметно оживился, а глаза блеснули еще ярче.
