Не успела княгиня сказать слово, а этот свет уже вскарабкался к ней на колени и обнял за шею. И бесполезно было хмуриться и спрашивать: «Кто тебя пустил сюда?…» – ибо для этой маленькой богини не существовало запретных мест. Она и без волшебного кольца оказалась невероятно пронырливым созданием.
– Здравствуй, счастье моё, – тая от нежности в тёплом кольце невесомых объятий, мурлыкнула Лесияра. – Опять от нянек улизнула, егоза?
Любима утвердительно затрясла головой, так что все её украшения отозвались дружным звоном. Одного взгляда в её личико было достаточно, чтобы понять, почему княгиня обожала её до замирания сердца, до оторопи, до оцепенения и исступления: из тёплой глубины серо-зелёных глаз девочки на неё смотрела Златоцвета. Это поразительное сходство завораживало Лесияру в сладкой тоске, нежной боли и мучительном упоении. Прижимая к губам крошечные пальчики, она испытывала и счастье, и страдание в один и тот же миг. Любима была в её сердце полновластной хозяйкой, княгиня баловала и пестовала её, как драгоценный цветок, спешила к ней после завершения дневных дел за глотком горько-сладкой отрады. Понимая, что может испортить девочку такой чрезмерной любовью, она всё же не могла иначе. Любима уже сейчас была маленькой собственницей, заявляя свои права на родительницу при каждой возможности; она тяжело переносила разлуку, ревнуя Лесияру ко всем и вся: к государственным делам, к дружинницам, к гостям. Больше всего она, конечно, терпеть не могла противные и скучные дела – именно они чаще всего забирали у неё княгиню – и обожала отвлекать её по любому поводу, а когда та всё же выбирала дела, дулась и на какое-то время лишала её своей благосклонности. Правда, дуться дольше одного дня Любима не умела: соскучившись по родительнице, она вновь бежала тормошить и беспокоить её, и всё начиналось сызнова. Лесияра не могла на неё сердиться: в глазах дочки плескалось тёплое озеро любви, в котором все её печали, огорчения и усталость растворялись без следа.
– Мне сейчас сон привиделся, – сообщила Любима, тараща глаза. – Очень страшные воины встают из-подо льда… Такие гадкие! Лица у них точно мыши обгрызли. Все зубы наружу торчат… И кони у них тоже страшные – чудища какие-то полудохлые. Боязно мне…
Девочка прильнула к груди княгини, а та, поглаживая её хрупкие детские плечи и пушистую косу, призадумалась. Страшные воины из-подо льда… Зубы наружу… Мыши… Кони-чудовища. Что же это? Лесияра перебирала в памяти всю нечисть и нежить, всех чудищ, настоящих и сказочных, но не могла припомнить таких, каких только что описала дочь. Может быть, ребёнок просто чувствовал тревогу самой княгини и вот такими снами расплачивался за это? Впрочем, что бы этот сон ни означал, вкупе с кровоточащим мечом это был плохой знак.
– Ничего не бойся, моя красавица, – сказала княгиня. – Я никому не позволю тебя тронуть.
Первыми пришли двенадцать Сестёр из старшего княжеского совета. Спустив дочь с колен, Лесияра приветствовала их вставанием с престола. Важные, в высоких шапках и богатых одеждах с прорезными рукавами до пола, они по очереди кланялись и становились по правую руку от княгини, ожидая разрешения сесть. Любиме не хотелось уходить, и она льнула к коленям родительницы, исподлобья косясь на Сестёр.
– Лучше беги, милая, – шепнула Лесияра, пощекотав ей под подбородком. – Сейчас тут будут скучные разговоры. Никаких страшных воинов не бойся. Сегодня я приду и расскажу тебе сказку перед сном. Давай, ступай… А то няньки там, поди, тебя обыскались опять. – И добавила с усмешкой: – Любишь же ты заставить их побегать и поволноваться!
Уж что-что, а обвести нянек вокруг пальца Любима была всегда не прочь. Вздохнув и получив в сложенные бутончиком губы поцелуй, она вприпрыжку выбежала.
В ожидании остальных Сестёр княгиня перемолвилась со старшим советом несколькими словами о текущих делах; ничего существенно нового с прошлого совещания они сообщить не могли, всё шло своим чередом. Постепенно, с небольшими промежутками, подходили другие дружинницы. Среди самых ранних была Радимира, и по её взгляду Лесияра поняла, что ей есть о чём доложить.
Когда все наконец собрались, княгиня объявила:
– У меня дурные новости, Сёстры. Сегодня я, как всегда, узнавала по своему вещему клинку, нет ли откуда опасности, и он начал кровоточить. Это означает, что кровопролитие должно действительно случиться спустя какое-то время. Как скоро оно произойдёт – увы, этого меч не позволяет определить, а вот с какой стороны идёт угроза, он может показать. Но то, что он показал, привело меня в замешательство и смутило. Ступайте за мною в Оружейную палату и сами всё увидите.
Лесияра поднялась с престола, а за ней все Сёстры встали со своих мест. В хмуром, тревожном и озадаченном молчании они проследовали за княгиней в полную холодного серого света Оружейную палату. Шаги по каменному полу гулко отдавались под сводами. Лесияра подвела дружинниц к статуе – хранителю меча и указала на кровавые следы. В полной тишине кто-то чуть слышно ахнул.
– Итак, любезные Сёстры, по тому, как расположены эти пятна, можно понять, с какой стороны нам грозит беда, – продолжила княгиня, как только все смогли хорошо рассмотреть кровь. – Где их больше всего – оттуда и придёт враг. Но в этом-то вся странность и заключается. Что у нас в той стороне?
Все устремили взгляды к востоку. Мечислава, одна из главных военных советниц Лесияры, воскликнула:
– Государыня! Что за небывальщина? Враг не может быть на востоке: там властвует твой побратим и зять Искрен. С ним у нас нет вражды, напротив – наши земли связаны крепкой дружбой и родством. Жёны многих из нас – оттуда. Я не могу поверить своим глазам!
Мечислава была в Белых горах одной из редких обладательниц карих глаз и права говорить с княгиней без обиняков. Там, где другие ломали себе голову и язык вежливостями и плутали в околичностях вроде «не вели казнить – вели слово молвить», она, прямая, как клинок, шла кратчайшим путём, и Лесияра не возражала против этой военной резкости.
– Вот и я о том же, Мечислава, – проговорила она задумчиво. – Но позволь мне показать то, что я видела сама, дабы вы все воочию убедились…
Лесияра вновь положила руки на ножны, закрыла глаза и мысленно обратилась к мечу с просьбой повторить предзнаменование. Вынув клинок, она опустила его, направив острие себе под ноги. Все смотрели затаив дыхание, как заворожённые… Кап… Кап… Кап… Три алых капли скатились с сияющего зеркальным блеском оружия. Княгиня устремила острие на запад. Кап… Кап… Юг – вообще ничего, а стоило ей повернуться к востоку, кровавая капель начала учащаться, пока не превратилась в непрерывную струю. Она текла, берясь из ниоткуда, и на многих это зрелище произвело тягостное впечатление.
