У нее чуть не вырвалось — «никакой», однако личные отношения — это одно, а бизнес — совсем другое, и смешивать их нельзя.
— Это зависит от того, как вы будете платить.
— Завтра к середине дня вы получите банковский чек, а картину я увезу сам.
Мишель не колебалась ни секунды.
— Пять процентов.
Она не станет спрашивать, повесит ли он картину: в конце концов, это не ее забота.
— Вас что-то беспокоит?
Чертовски проницательный, Никос угадывал любую перемену в ее настроении.
— С чего это мне беспокоиться? Я только что продала самую дорогую картину на этом вернисаже.
— Вы сами сказали, что она вам нравится больше всех. Наверное, вы знаете, как ее лучше повесить? Может, посоветуете что-нибудь?
У Мишель чуть не сорвалось с языка, чтобы он делал, что хочет, однако профессиональный этикет пересилил.
— Ее надо поместить в центре широкой стены, — как бы в раздумье заговорила она. — И хорошо бы покрасить стену в бледно-голубой цвет, тогда краски картины как бы получат продолжение за ее пределами.
«Любопытно, — подумалось ему, — она так любит искусство, что даже переступила через свою боязнь раскрыться передо мною».
— А сейчас извините меня, — подчеркнуто официальным тоном сказала Мишель. — Мне надо кое-что проверить с моим партнером. — Она с вежливой улыбкой повернулась и пошла искать Эмилио.
— Значит, это он, — вполголоса проговорил Эмилио.
— Не понимаю, на что ты намекаешь.
— Прекрасно понимаешь.
— Я не хочу об этом говорить.
— Не хочешь — не надо.
— Черт его подери, он ведь мне даже не нравится.
— Угу… Да только какое это имеет значение — нравится, не нравится?
Мишель что-то буркнула себе под нос, а Эмилио тихонько рассмеялся.
— О, Стефани! — Это был снова голос делового человека, владельца художественной галереи, исполненного готовности помочь и при этом не лишенного некоторой сентиментальности. — Как вы поживаете, дорогая?
Мишель с самым радушным видом включилась в разговор. Стефани Уиткомб заслуживала особого отношения — за последние несколько лет она потратила в их галерее сумму, уже приближавшуюся к шестизначной цифре.
— Полный успех, cherie, — обратилась к дочери Шанталь, когда та подошла к родителям. — Мы гордимся тобой.
— Мы оба горды. Выставка просто потрясающая! — воскликнул отец.
— Спасибо, papa. Вы пристрастны ко мне.
Этьен с улыбкой наклонился к Мишель и поцеловал в щеку.
— Естественно.
— Мы устраиваем завтра небольшой прием. Только для своих. В шесть часов. Приходи, хорошо?
«Небольшой прием» в устах Шанталь означал, что будет приглашено человек двадцать — тридцать, на террасе гостям предложат разнообразные напитки и незамысловатые, на первый взгляд, а в действительности самые что ни на есть изысканные закуски.
— Нет, татап, — на лице Мишель было написано огорчение. — Я буду занята.
— Какая жалость! А мы пригласили Никоса с Саской… Я думала, ты придешь с Эмилио.
В глазах матери читалось ожидание, но Мишель сделала вид, что не понимает.
— Может, в другой раз?
— Ну ладно, если передумаешь… — сдалась Шанталь.
— Спасибо, татап.
Гости один за другим потянулись к выходу, и вскоре галерея опустела.
Под руководством Мишель нанятые официанты сложили в коробки стеклянную посуду. Уборка в основном была закончена, а потому Эмилио, подписав чек, отпустил людей по домам.
— И ты иди, — без всякого перехода сказал он, повернувшись к Мишель. — У тебя усталый вид, я завтра сам все доделаю.
Мишель насупилась.
— Вот уж не знала, что я так ужасно выгляжу.
— Милая моя, я твой старый друг и имею право говорить все, как оно есть, — ласково сказал он.
— Вернисаж прошел удачно.
Это было правдой — они продали все работы Бретта и наметили на апрель еще одну выставку его картин.
— Очень, — кивнул Эмилио, и Мишель чмокнула его в щеку. — Что же до этого грека, то я одобряю. Он следил за тобой, а я за ним. Это было интересно.
Мишель почувствовала, как внутри у нее все сжимается в тугой комок.
— Ты что, присматриваешь за мной? С каких это пор?
— С тех самых, когда много лет назад полюбил тебя… по-братски. — Он усмехнулся.
Мишель ответила ему широкой искренней улыбкой.
— В таком случае, братец, я пошла домой, а ты тут разбирайся со всем сам.
— Жду завтра в десять. И будь осторожна.
До автостоянки, где Мишель оставила свою машину, было метров двадцать.
Мишель перешла через дорогу и, сделав несколько шагов, остановилась — у ее машины, опершись о капот, стоял мужчина.
Увидев ее, он выпрямился и пошел навстречу. Джереми.
— Я уж думал, ты никогда не появишься, — укоризненно произнес он.
Мишель попыталась обойти его по газону, но он схватил ее за руку.
— Сегодня был тяжелый день, я устала, — сдержанно заметила она. Сохранять спокойствие было очень трудно, но в обращении с таким человеком требовалась осторожность. — Покойной ночи.
— К черту, Мишель! Не можешь же ты меня просто так бросить и уехать!
Джереми с неожиданной силой дернул ее к себе и впился губами в ее губы.
Мишель растерялась, но лишь на какое-то мгновение, а затем ударила его коленом, он потерял равновесие и полетел на землю. Не зря она училась на курсах самообороны.
Быстро обежав машину, Мишель открыла дверцу и нагнулась, чтобы скользнуть внутрь, но не успела — Джереми схватил ее за руку и потащил обратно.
— Мне показалось, леди сказала «нет», — жестко произнес мужской голос.
Джереми еще крепче, до боли, вцепился в ее руку.
— Сука!
— Отпусти ее, — в ледяном тоне, каким это было сказано, звучала угроза. — Иначе будешь долго хромать, обещаю.
Пальцы Джереми с такой силой сжали руку Мишель, что она чуть не закричала. В следующее мгновение он резко отбросил ее руку и, повернувшись, побежал через дорогу, где стояла его машина. Мотор оглушительно взревел, колеса прокрутились на месте, и машина бешено рванула вперед.
Никос постоял рядом с оцепенело застывшей Мишель, сердито бурча что-то, потом выругался в голос по-гречески.
Мишель провела кончиком языка по распухшим губам.
— Я подвезу вас к дому.
— Не надо. — Не нужна ей его забота! — Со мной все в порядке. — С этими словами она села за руль, но не тут-то было — Никос всунулся в машину и, подвинув Мишель на пассажирское сиденье, быстро сел за руль сам и включил зажигание. — Все это ни к чему, — пробормотала Мишель, когда автомобиль тронулся с места.
