— Вы, пожалуй, правы, — сумрачно сказала она. — Только вот они живут в Смоллвилле, в США, а мой отец оставил совершенно безумное завещание. Я понимаю, что не должна была сдаваться. Но не стала обжаловать его даже в местном суде. Ни один тамошний судья не взялся бы вести мое дело против известной семьи. Они уважают своих горожан, — усмехнулась она и посмотрела ему в глаза. — То есть крупных работодателей.
— А, — понимающе сказал Джек.
Холли вздохнула.
— Думаю, это всем понятно. Мне было всего семнадцать, и я прожила в Лэнсинг-Миллз меньше двух лет. Все там знали Донну еще до ее рождения. И Брендена — с тех пор, как он на ней женился. Думаю, эти люди были уверены, что поступают так ради моего же блага… Удерживают меня от безрассудных поступков. — На мгновение она погрустнела.
Джек безошибочно узнал выражение ее лица. Так выглядели попавшие в ловушку, такую же, в которой сейчас находилась она.
— И вы решили сами вершить суд. И сбежали.
— Да.
— А зачем? И что дальше?
— Мой папочка оставил завещание, в котором говорилось, что Донна должна быть моей опекуншей до моих двадцати пяти лет, если только я не выйду замуж. Это означало, что я буду сидеть дома, не уеду ни в колледж, ни вообще куда-либо. Донна, — прибавила она, — никогда не путешествовала.
— Они были с вами жестоки?
Холли неотрывно смотрела на огонь.
— Они, наверное, так не считали.
— Но этого человека сегодня вы по-настоящему испугались, — сказал Джек, нарушая повисшее молчание. — Я видел.
Холли медленно подняла голову. В ее глазах заметался страх. Она выглядела беззащитной и очень, очень усталой.
— Вы не верите мне, — сказал Джек. — Ведь так?
— А почему я должна вам верить?
— Я спас вас от Брендена Сегру. Два раза.
— Да, — холодновато согласилась она. — Вот я и думаю — зачем?
Джек не обратил на ее слова внимания.
— Почему вы сбежали из дома?
Их взгляды встретились: ее — встревоженно-гневный, его — бесстрастный. Она первая опустила глаза.
Их прервал бармен:
— Мистер Армор, вас к телефону.
Джек заколебался, не отрывая от нее взгляда. Холли сидела неподвижно. Но когда он отошел к телефону, она расслабленно откинулась на спинку, словно выключили направленные на нее софиты.
Неужели она ошиблась в Джеке Арморе? Поначалу он показался ей этаким самоуверенным самцом, и она окрестила его Великолепным Джеком. Да, насчет уверенности она была права: эти непроницаемые глаза, эти красивые высокомерные черты лица, эта сила, исходящая от него…
Он чертовски сексуальный, бесстрастно отметила Холли. Теперь она могла позволить себе быть бесстрастной, когда он стоял к ней спиной за стойкой бара и разговаривал по телефону. Сексуальный, но не только… В нем было нечто гораздо большее. Он сразу понял, что она скрывает от него большую часть правды. И никому еще не удавалось заставить ее так быстро выложить столько своих секретов…
В некотором роде Джек был так же настойчив, как и Бренден. Или даже хуже — как Гомер…
Холли с трудом уняла бившую ее дрожь. Нет, хуже, чем Гомер, никого представить нельзя. Никого. Это была одна из главных причин, почему она сбежала. И намерена скрываться от Брендена, пока ей не исполнится двадцать пять лет, и тогда все его судьи не смогут найти ни единого повода удерживать ее дольше.
Джек закончил говорить по телефону и обернулся к ней.
— Мне надо работать, — коротко бросил он.
Холли кивнула, не глядя на него. Работа! Его интересует только это.
— Я дождусь вашего друга, заберу вещи и уйду.
— Уже слишком поздно. И что, если этот тип найдет, где вы живете?
Холли невольно содрогнулась от этой мысли. Но поддаваться панике было бы наихудшим вариантом. За последние пять лет она достаточно хорошо это осознала.
Джек все не уходил. Нетерпеливо постукивал ботинком по полу, но не двигался с места.
— Вы можете остаться здесь.
— Нет, не могу.
— Почему? Этот номер я заказал для вас.
— Потому что я не могу заплатить за него, — терпеливо пояснила Холли.
Ее завораживал этот стук по полу. А если он таким образом пытается ее поймать? Если он на самом деле вовсе никуда не спешит и не собирается уходить? Если он сейчас коснется…
Холли оборвала свои мысли как раз на опасной точке.
— Зато я могу.
Холли замерла. Опыт скитаний по большим дорогам научил ее, что предложения свободной кровати редко бывают без подводных камней.
Кажется, Джек прочитал ее мысли. Его глаза потемнели и стали почти черными.
— Не надо так смотреть. Как я уже сказал, сегодня вечером я работаю.
Холли почувствовала себя дурой. Сердито вскинулась:
— А что я должна была подумать? Большинство парней хотят что-нибудь взамен.
Губы Джека вытянулись в нитку.
— Значит, вы общались с неправильными парнями, — резковато сказал он.
— Я…
Он как будто ничего не услышал.
— Все же это зависит от вас. Ваша комната готова, если хотите.
— Но…
— Бесплатно. — Слова слетали с его губ, краткие и резкие. — Ничего взамен. Спокойной ночи.
К тому времени, когда Рамон вернулся с ее вещами, она успела поостыть. Он вошел в бар, держа в руках футляр от ее флейты, пакет с джинсами и холщовую сумку. Холли взяла вещи и принялась тщательно перебирать их.
Рамон полез в карман пиджака:
— Если вы ищете паспорт, то он здесь. — Он бросил на нее странный взгляд. Холли не заметила этого, она только с облегчением взяла маленькую книжечку паспорта. — Денег там не было, — предупредил Рамон. — Ключей тоже.
Холли заулыбалась и вытащила из кармана тоненькую пачку банкнот.
— Я никогда не беру с собой в клуб много денег. Ровно столько, чтобы хватило на побег. А ключи… — она потрясла рукой, так чтобы Рамон увидел браслет с прикрепленным к нему ключиком.
— Разумно. — Кажется, его что-то беспокоило; он огляделся по сторонам. — А где Джек?
Веселость Холли как рукой сняло.
— Ему позвонили. И он сказал, что у него работа.
Рамон застонал:
— Вот чем заменится и сегодняшний его сон. Пойду посмотрю, чем я могу помочь. — На мгновение он задержался, чтобы спросить: — С вами все в порядке?
— Абсолютно, — ответила она. На самом деле она просто обязана быть в порядке. — Э-э… полагаю, Бренден уже ушел к тому моменту, как вы пришли туда?
— А… Да, не думаю, что вам стоит беспокоиться. Похоже, что все в клубе на вашей стороне.
Рамон неловко помолчал. С Жильбером у него был весьма занятный разговор, и он еще не знал, что думать обо всем этом.
