Тони радостно встретил их, всячески выказывая свое расположение Рут, которую с первого же дня считал своей подопечной.
На столе они нашли записку от Мины, где было сказано, что она уже накормила Тони и погуляла с ним.
— Лучше дать ему лекарство сейчас, пока мы не сели ужинать, — сказал Пьетро и попросил гостью: — Не передашь мне тот маленький коричневый флакон, на полке, позади тебя?
Рут прочитала название на этикетке и кивнула:
— Хорошее лекарство. Часто ты ему даешь таблетки?
— Один раз в день. А откуда тебе известно, что лекарство хорошее?
— Откуда-то знаю, только не могу вспомнить, — она покрутила рукой и виновато улыбнулась.
— Может, пока я буду готовить, ты дашь ему лекарство? — выручил ее Пьетро.
Он вышел на кухню, но оставил дверь открытой, чтобы наблюдать за парочкой. Тони с доверчивым видом помахивал хвостом, и через пару секунд Рут управилась с заданием.
Потом она пришла на кухню и предложила свою помощь, но Пьетро ни за что не собирался уступить ей место. Чтобы чем-то ее занять, он попросил накрыть на стол.
Жаркое было великолепным, так же как и рис с горошком. Пьетро уверял, этот рецепт передавался в их роду из поколения в поколение и даже сам Джованни Соранцо очень любил это блюдо. Она скептически выгнула бровь:
— Да неужели?
— Послушай, я не Джино, мне-то уж можно верить. Если я говорю — значит, правда. Это было традиционное блюдо, с которого начинался обед дожей каждый год, в день Святого Марка.
— Ага, но где доказательства, что ему это нравилось?
— Он же ел это и не отравился, — резонно заметил Пьетро.
Они открыли вино.
— Значит, тебе можно верить, а Джино… вроде как нет? — осторожно спросила Рут, комкая в пальцах салфетку.
— Видишь ли, — подбирая слова, произнес Пьетро, — не хочется тебя огорчать… Но у него есть своя версия случившегося. И она значительно отличается от твоей. Да, я звонил ему.
От изумления глаза Рут округлились, а рот открылся.
— И?..
— Понимаешь, в чем дело… — Пьетро взял с полки фотоальбом и перелистнул несколько страниц. — Смотри.
На снимке был изображен Джино, а рядом с ним — пожилая женщина в переднике, похожая на него.
— Это его мать… Она работала тут? — догадалась Рут.
— Да. Несколько лет она была тут кухаркой. Джино вырос здесь.
— Значит, он вовсе не Банелли?
Пьетро качнул головой:
— Боюсь, что это всего лишь одна из его так называемых фантазий.
— Не понимаю. Но ведь вы же оба вроде из одного рода дожей…
— Дело в том, что титул дожей никогда не передавался по наследству, а присваивался кандидату после выборов. Их были сотни, из разных семей. Почти у каждого исконного венецианца в роду был кто-то из дожей.
— Может… тогда и сам Джино — всего лишь моя фантазия? Выдумка? — Рут замолчала и уставилась перед собой.
— Он просто любит приукрашивать свою жизнь, — нахмурясь, сказал Пьетро. — Наконец-то ты начинаешь понимать, какой он есть на самом деле.
— Это ничего не меняет. Мне все равно необходима его помощь, даже если я не…
— Что? — спросил он, но она не ответила. — Любишь ли ты его до сих пор? Рут, скажи мне правду.
— Скажи мне, — произнес Пьетро. — Я понимаю, что ты стараешься на все смотреть реалистично. После всего случившегося возможно ли, что ты до сих пор любишь его? — Его голос прозвучал несколько напряженно. — Можно ли любить мужчину, который относился к тебе таким образом? — продолжил он уже ровнее.
— Как именно? Вот что мне хочется знать. Я не помню, но дело в этом.
— Да, да. Но что ты чувствуешь к нему сейчас?
Она беспомощно покачала головой.
— Мне сложно разделить свою жизнь на до и после. Я только помню, что любила его…
— А сейчас?
— Хм… Да. Нет. Не знаю! Джино — это всего лишь воспоминание. Нажать кнопку — и оно исчезнет. Так зачем говорить об этом? Надо принять реальность как данность. — Она улыбнулась так горько, что сердце Пьетро дрогнуло.
— Это может сразить тебя сильней, чем ты думаешь.
Она пожала плечами:
— Я постараюсь выдержать удар.
— Возможно, это не так просто, — проговорил он с мягкой снисходительностью.
— Я понимаю, — сказала она и в раздумье добавила: — Да уж… Ничего смешнее со мной не случалось… — Но тут же выпрямила спину: — Я так решила.
— От твоих слов прямо в дрожь бросает, — заметил он, улыбнувшись.
— Я не собираюсь жить на твоем иждивении и пользоваться всеми благами просто так, пока не вспомню свое прошлое.
— Так. И что же ты решила?
— Найду работу, жилье, начну все с нуля. Если Джино вернется, то вернется. Если нет — и без него жизнь продолжается.
— Отлично. В таком случае у меня встречное предложение. Пока ты ищешь работу, можешь поработать на меня.
— Я же сказала, мне не надо милостыни.
— Да не будь ты колючкой! Это я прошу тебя, сделай мне одолжение. Моя помощница не вышла сегодня. Она беременна, и у нее сложный период. В ее отсутствие ты помогла бы мне пару недель. К тому же попрактикуешься в языке, и все были бы довольны. Уверен, ты отлично с этим справишься.
Пару минут Рут молчала.
— Я буду платить за жилье.
— Рут…
— Или так — или никак.
Где она научилась торговаться? Вот что было интересно.
— Хорошо, будь по-твоему, — вынужден был согласиться он. Потом добавил: — Такое ощущение, что нам всем еще предстоит узнать много нового.
Рут с этим согласилась. Через некоторое время они разошлись по комнатам спать.
Прежде чем отправиться в кровать, Пьетро еще пару раз прокрутил в памяти этот вечер с Рут. И вдруг его будто осенило. А ведь он… смеялся! Каким образом этой удивительной девушке удалось вызвать у него улыбку, он поначалу не задумался. Но это было. А ведь не смеялся Пьетро уже так давно…
Тоненькая полоска солнечного света лежала на полу. Рут открыла сначала один глаз, потом другой. Спрыгнув с кровати, она бросилась к занавескам, распахнула их, и яркие солнечные лучи ослепили ее. Потерев глаза, она наконец смогла взглянуть на Большой канал.
От сырого и серого января словно не осталось и следа. Ярко сверкала вода в канале, по которому плавали лодки. Конечно, утром романтичных гондол еще не было, в основном по реке плыли грузовые лодки и баржи, подвозившие товар к магазинам, отелям и ресторанам.
Одна из лодок причалила к магазинчику, где ее уже поджидал плечистый молодой человек, одетым в джинсы и рубашку с короткими рукавами. Рут даже перегнулась через подоконник, чтобы получше его рассмотреть. Однако оттуда, где она стояла, было видно только макушку и сильные мускулистые руки парня.
