— Не надо, Мэтью! Пожалуйста, не надо.
Ладони ее упирались ему в грудь, и сквозь ткань футболки она чувствовала биение его сердца.
— Что-то не так? — хрипло спросил он.
— Все! Мы не должны… это какое-то затмение…
— Можешь не объяснять, скажи, что тебе неприятно… я пойму.
— Может, мне и приятно. Но больше не надо.
Он тут же выпустил ее из рук и отступил.
— Почему нет?
— Мы почти не знаем друг друга, мы…
— Я бы сказал, что мы узнали чертовски много друг о друге, благодаря поцелую.
— В воскресенье я уеду, и мы никогда больше не увидимся… Тебе нужна связь на скорую руку?
Она увидела, как у него на скулах заходили желваки.
— Тогда почему ты дожидалась меня здесь?
— Дожидалась тебя?! — Оливия ахнула и разозлилась. — Значит, ты решил, что я дожидалась тебя?
— Я не верю в совпадения.
— Если бы я знала, что ты поднимешься сюда, я бы не пришла, потому что мне нужно было побыть одной.
— Брось! Ты увидела мой «паджеро» внизу и поднялась по южному склону. Там путь легче.
Если бы у нее хватило здравого смысла, она бы тотчас развернулась и спустилась вниз по южному склону: в гневе Мэтью представляет собой большую угрозу, нежели медведь.
— У меня есть дела поинтересней, чем бегать по горам за мужиками, — раскипятилась Оливия. — Я попрощалась с тобой вчера. В такие игры я не играю. Ни за что не полезла бы сюда только для того, чтобы сцепиться с тобой.
— А чем тебе не понравился мой поцелуй, Оливия? Собственно, кроме поцелуя ничего и не было. По-твоему, я способен уложить тебя на эти камни? Я не маньяк!
— Неужели? А очень похож!
— Если тебе требуется объяснение, пожалуйста! — Мэтью усмехнулся. — Ты красивая, сексуальная, а у меня давно не было женщины. Очень давно. Картина ясна?
— Разумеется. Ты сам напросился на комплимент, так знай: твой поцелуй для меня ничего не значит, любая на моем месте вела бы себя так же.
— Врешь!
— Нет!
— Нет, врешь! — Он взъерошил себе волосы пятерней. — Почему ты так испугалась?
Оливия притихла. Хороший вопрос, который возвращает ее к истории с Мелвином. Но сердце ее уже билось ровно, к тому же Мэтью отпустил ее сразу, как только она попросила, за что, пожалуй, заслуживает правды.
— Был у меня когда-то неудачный опыт с мужчиной, и я не хочу повторения, — сказала она, тщательно выбирая слова. Потом натянуто улыбнулась. — То, что я оттолкнула тебя, не принимай на личный счет.
Лицо его посуровело.
— Тебя изнасиловали?
— Нет. Вовремя пришла подруга.
— Сволочь! — вырвалось у Мэтью.
— Впервые мы сошлись во мнениях.
— Давно это случилось?
— Около пяти лет назад.
— С тех пор ты спишь с врачом?
Она пригладила рукой растрепавшиеся волосы.
— Нет.
— Не хочешь ли ты сказать, что до сих пор девственница? — спросил Мэтью с явным недоверием.
— Представь себе, — раздраженно ответила Оливия. — Мэтью, все это очень занимательно, но мне пора домой. У меня еще куча дел.
Он посмотрел на нее, как человек, тупо соображающий.
— Мы можем вместе спуститься?
— Твоя машина стоит с северной стороны?
— Если я поднимался на Серк, то уж до машины как-нибудь дойду.
— Серк?! — изумилась Оливия.
Она знала, что Серк весьма труднодоступная гора. Неудивительно, что Мэтью даже не запыхался, поднявшись на эту горку.
Мэтью нарочито тяжело вздохнул.
— А ведь там, дома, у меня репутация замкнутого и сдержанного человека… Вот смеху-то!
Оливия спокойно спросила:
— Почему ты не улетел сегодня утром?
— Не был готов.
— И у тебя внезапно появилась жгучая потребность забраться на гору Уэдли, — заметила она с сарказмом.
Он поднял брови.
— Что мне нравится в тебе, так это твой ум.
У нее с языка чуть не сорвался вопрос, что еще ему в ней нравится.
— Пошли, — твердо сказала она. — Мне вообще не следовало сюда приходить… Еще ничего не собрано, а с утра явятся рабочие.
Она устремилась вниз по склону, стараясь не думать о том поцелуе, который перевернул ей все нутро. Даже отдаленного сходства не было с тем, что она испытывала от поцелуев Энди; должно быть, поэтому она держала его на расстоянии.
Стайка корольков тихо перекликалась среди деревьев, тени ложились на тропу под ногами. Мэтью, шедший сзади, тронул ее за плечо.
— Оливия, смотри, орел.
Прикрыв сверху глаза ладонью, Оливия остановилась посмотреть, как кружится в небе птица с темными крыльями, а солнце высвечивает ее белую голову и хвост.
— Чудо, — прошептала она. — Смотри, как высоко он парит… Вот это свобода.
— Мэтью задержал взгляд своих синих глаз на ее лице.
— Свобода… Значит, поэтому ты не вышла замуж?
Отец. Замужество. Мэтью.
Слова пришли к ней вместе как последние составляющие сложной головоломки. Она не дала себе труда остановиться и подумать.
— Мэтью, ты женат?
— Нет.
— Обручен? Живешь с кем-то?
— Нет, нет и нет. К чему эти вопросы, Оливия?
Она испуганно посмотрела на него.
— Н-ни к чему, простое любопытство, — слегка заикаясь, ответила она, отвернулась и понеслась по тропинке, словно за ней гнались десять черных медведей.
Нет, нельзя, совсем из ума выжила! Просить Мэтью Бертрама жениться на ней! Мужчину, который первым же поцелуем заставил ее впервые в жизни ощутить настоящее желание. Ближе к жизни, Оливия! Кого еще она может попросить?
Занятая этими мыслями, Оливия машинально прыгала с камня на камень. Просить Энди заключить с ней фиктивный брак она не станет, он ужасно оскорбится. Не обращаться же с такой просьбой к Мелвину или Афранио? Они бы только обрадовались. Им нужны ее деньги, а не она. Мэтью ничего не знает о ее деньгах, да и обиды ему никакой. Нет, не будет она его просить. Страшно. Раньше она не была такой трусихой. Что с ней? Отец может умереть через три месяца, и она окончательно потеряет возможность сблизиться с ним.
В девятнадцать лет, когда Оливия училась на втором курсе Гарвардского университета, она обнаружила, что за ней ведется слежка. Как выяснилось, отец нанял телохранителя, который постоянно следовал за нею. Они крупно поссорились тогда. С первым поездом она приехала домой и закатила истерику, высказав ему все, что накопилось у нее в душе. В младенчестве за ней тенью следовала нянька и запрещала ей все, что представляет радость для детей, — бегать по лужам, гладить бродячих собак и кошек, лазить по деревьям. Потом в школе, по просьбе отца, ей не разрешали плавать там, где глубоко; по его же требованию, в четырнадцать лет ее исключили из команды юниоров по лыжному слалому. Слишком опасно, сказал отец. Вечный надзор, надзор, надзор!
