— А-а, понимаю. — Кэрри многозначительно хмыкнула. — Он влюбился в какую-нибудь стриптизершу.
— Нет, — Люк покачал головой, — все было не так просто.
— А что, она влюбилась в него? — Кэрри пожала плечами. — Такое тоже случается.
— Нет, все не так мелко и не так обыденно.
Брошенная фраза уколола Кэрри. Совсем недавно она мысленно упрекала Тима в мелочности и обвиняла его в узости взглядов. Но, оказывается, с точки зрения этого мужчины, она сама ничуть не лучше Тима.
Кэрри вела Люка по узким улочкам старого Лондона, мимо каменных домов, окна и двери которых увиты цветами.
— Сейчас это район недешевых ресторанов и кафе, — заметила Кэрри, чувствуя, что ее сердце начинает вести себя как-то странно.
— Я приглашаю. — Люк улыбнулся.
— Спасибо, но я не об этом.
— О, вот сюда! «Бык и мышь»! То, что надо!
— Твой друг называл именно этот паб?
— Нет, но он сказал мне, любой паб годится для того, чтобы завлечь девушку.
Кэрри улыбнулась, оставив это заявление без ответа.
Паб был старинным, с настоящим деревянным полом, только что не застланным соломой, — так поступали владельцы пабов в прежние времена, чтобы пролитое пиво не растекалось.
Они уселись за деревянный стол у окна, Люк снял легкую серую куртку из хлопка и бросил на высокую спинку соседнего деревянного стула.
Парень за стойкой скользнул по ним взглядом и отвернулся.
— Что будешь пить? — спросил Люк.
— Конечно «Лондон прайд».
— Я тоже. Попробуем, что такое лондонская гордость.
— И фисташки.
— Согласен.
Парень уже вышел из-за стойки и направлялся к ним. В пабе было пусто в этот час, и бармен решил не ждать, когда посетители подойдут сами. Он принял заказ и отошел от столика. Люк огляделся, потом его взгляд остановился на Кэрри.
— Вот в таком примерно местечке все и произошло больше полусотни лет назад…
Кэрри вскинула брови, ожидая продолжения.
— …когда мой дедушка познакомился не с моей бабушкой.
Она засмеялась.
— А с чьей бабушкой?
— Ни с чьей. У них нет детей.
— Но тогда откуда взялся внук? — Она свела светлые брови к переносице и строго посмотрела на него. — Не морочь мне голову, Люк Ричард.
— Я и не морочу. Можно догадаться, что у дедушки могло быть несколько жен.
— Так что же, дедушка с Востока? Значит…
— Да нет, мой дедушка из Калифорнии. У него жены шли одна после другой, а не одновременно, у него не было гарема.
— Уф, — Кэрри откинулась на спинку стула, — отлегло от сердца. — Она демонстративно помахала рукой перед лицом, словно утишая жар.
— Я знаю, англичанкам не нравится гарем. Между прочим, мой дедушка женат на англичанке.
Им принесли пива — Люку пинту, а Кэрри полпинты. Белая шапка пены пузырилась, Кэрри торопливо обмакнула в нее губы. Ей нравилась щекотка пузырьков. Люк тоже сделал глоток, посидел минуту, пытаясь оценить вкус.
— Хорошее пиво. Легкое. Люблю светлое пиво.
Кэрри кивнула.
— И я.
— Ну вот, мы обнаружили совпадение вкусов. Мы оба любим светлое пиво и…
— Собор Святого Павла, — добавила Кэрри.
— Точно.
— Так они познакомились в Сохо? — переспросила Кэрри, словно опасаясь напряженного молчания.
— Да. — Люк улыбнулся. — Мой дед был лихим американским морским пехотинцем. А Джулия — военным врачом.
— Но что она делала в Сохо? Тогда ведь было неприлично…
— Ходить в эти заведения женщинам? Все правильно. Но она была из тех женщин, которые возмущались тем, что мужчинам все можно, а женщинам ничего нельзя. Поэтому она переоделась матросом. У нее были короткие рыжие волосы, веснушчатое лицо, и, как вспоминает дед, она походила на сорванца-малолетку. Они с дедом оказались за одним столиком. Наш матросик, глядя на все происходящее, здорово, по-матросски надрался. А дедушка, не желавший уронить марку американского морского волка, взялся помогать салаге… А, помогая, сделал открытие, что сидел весь вечер за столиком с девушкой.
Кэрри смотрела на Люка во все глаза, ей нравилась легкая ирония, с которой он рассказывал. У него было очень подвижное лицо и живая мимика.
— Они еще живы?
— О, не просто живы. Они здоровы, энергичны. И путешествуют по всему свету.
Он поднял бокал повыше, пристально наблюдая, как торопятся пузырьки подняться вверх, повыше. Стоит ему отхлебнуть глоток, как их не будет… Он перехватил взгляд Кэрри, которая смотрела на его лицо, а она вспыхнула.
Да что с ней такое? Она сидит в пабе с экскурсантом из своей группы, это можно рассматривать как продолжение экскурсии, детальное ознакомление с этнографическими особенностями Лондона. Между прочим, иногда она проводит специальную экскурсию — по старинным пабам Лондона, особенно часто такую «пробежку» заказывают немцы. Поэтому для Кэрри сидеть в пабе с иностранцем — обычная работа. Но что бы она ни говорила себе сейчас, правда заключалась в том, что ни с одним парнем она до сих пор так не нервничала, как с этим американцем.
— Мой дед давно говорил мне, что самое лучшее место для знакомства с будущей женой — Сохо. Он в этом просто убежден.
Кэрри засмеялась.
— Но сейчас дух Сохо не тот. В нем нет терпкости, которая была полсотни лет назад. — Она отвела взгляд и отпила глоток пива. — А тебе тоже хочется, чтобы твоя будущая жена сидела здесь, замаскированная под кого-то?
— Все мы, выходя из дома, надеваем маскарадный костюм, не давая себе в том отчета, — глубокомысленно заметил Люк.
— А… ты хочешь сказать, что легко угадываешь, что под… маскарадным костюмом?
— Да. Я это легко угадываю.
— О.
— Не стоит удивляться. Этому нетрудно научиться. Я не о том, что могу сказать, где и сколько у человека родинок на теле, это может узреть только сам Всевышний, если снизойдет до таких мелочей. — Люк усмехнулся.
— Значит, ты можешь читать чужие мысли?
Люк снова отпил пива, а Кэрри пристально наблюдала за ним, словно пытаясь сосчитать, сколько пузырьков он проглотит на этот раз.
— Я бы выразился иначе. Если внушить человеку свои мысли, то разве трудно их потом угадать?
Он так смешно наморщил нос, что Кэрри расхохоталась.
— Но для этого нужен особый дар, — вздохнула она, отставляя свой бокал.
— Он есть у каждого, но люди не хотят в это поверить. Чтобы его выявить, а потом развить, надо трудиться. А это утомительно.
— Ты хочешь сказать, что можешь любого заставить поступать так, как тебе нужно?
— Конечно. Для этого я и привел тебя сюда.
— Но кто ты, в таком случае?
— Пастор. То есть почти пастор. Без пяти минут.
