Подоспевшая Пейдж помогла Клэю подняться. Левой рукой он отряхивал джинсы, а правой сжимал ошейник, причем сжимал так сильно, что у него вздулись вены. Пес все еще нервничал, мотал головой, принюхивался.
— Клэй, — Пейдж взяла его за руку, — вы же поранились.
Тот мельком взглянул на окровавленную кисть.
— Пустяки, пройдет…
— Не скажите, — возразила Пейдж, внимательно осматривая рану. — Аптечка в доме есть?
При виде раненого хозяина пес в полной мере оценил степень своей вины. Заискивающий, с понурой головой, он шел с Клэем нога к ноге и, как бы извиняясь за свое сумасбродство, жалобно поскуливал.
Пока Пейдж сосредоточенно копалась в аптечке, читая надписи на флаконах, проверяя сроки годности, Клэй подставил руку под воду. Но, странное дело, он испытывал при этом неизъяснимое блаженство, словно его кисть попала не под ледяную струю, а под нежные тонкие пальцы Пейдж. Она буквально сводит меня с ума. Эти невообразимые прикосновения, волшебно снимающие боль… И как невинность уживается с чувственностью, которую она не пытается даже скрыть!
Однако… Он покачал головой. Однако надо немедленно остановиться, Рэйнольдс. Ты не имеешь права на безрассудство. Влюбленность, весеннее головокружение — это все мальчишеская блажь, непозволительная роскошь для такого тертого калача, как ты.
К тому времени, когда Пейдж появилась на кухне, он уже успел взять себя в руки. Летучая свежесть ее духов не должна возбуждать его, открытость и искренность ее синих глаз не должны бередить его душу.
Клэй сидел, положив руки на стол. Девушка устроилась рядом на табуретке.
— Да не смотрите так, будто я собираюсь ее отрезать, — пыталась приободрить его Пейдж, не поняв выражения его взгляда. — Я буду очень осторожной.
Девушка пропитала антисептиком ватный тампон и принялась методично, миллиметр за миллиметром промокать глубокую царапину. Мужчина заметил, как она поморщилась, словно его боль передалась ей. Пейдж наклонялась все ниже, и Клэй совсем близко увидел ее нежную шею. Солнечный луч, заглянувший на кухню, подсветил серебряный замочек ее жемчужных бус, и тот, поблескивая, подмигивая, искушал Рэйнольдса, которому стоило немалых усилий не коснуться его губами.
Чтобы освободиться от наваждения, он перевел взгляд на свою руку. Пластиковой лопаточкой Пейдж накладывала на рану мазь с антибиотиком.
Господи, когда же кончится это мучение, взмолился Рэйнольдс. Для него было пыткой чувствовать так близко эту женщину.
— Сейчас забинтую — и конец, — пробормотала Пейдж. — Согните руку в локте, я взгляну еще раз.
Рэйнольдс повиновался. Но в тот момент, когда девушка хотела убрать излишки мази, он вдруг задержал ее кисть в своей ладони и большим пальцем нащупывал пульс. Удары участились, не было никаких сомнений. Его охватили опьянение, азарт.
— Ваши прикосновения уже сами по себе способны залечивать раны, — произнес он, заглядывая в ее глаза. Они были черно-синими, как ночное море.
— Я еще не закончила, — чужим низким голосом прервала она его и через секунду, как ни в чем не бывало, буднично добавила: — Повязку не снимайте до утра. Утром проверьте, нет ли покраснения.
В ней говорил врач. Клэй не мог не уважать этого. Но мысль о том, что сейчас все кончится и она уйдет, казалась нестерпимой. Рискну, решил он про себя, а вслух произнес:
— Не забыли, что у нас с вами в плане еще значится озеро? — Пейдж закрепляла бинт и прятала глаза. — Гребец из меня теперь, конечно, никудышный, но ноги послужить еще в состоянии.
— Что ж, я согласна. Тем более с играми мы еще не закончили, — ответила Пейдж, напустив на себя серьезность, чтобы не выдать замешательства.
Тем временем чувство неловкости у обоих пропало, и тот и другой вздохнули с облегчением. После пережитого напряжения проснулся аппетит, и Пейдж направилась изучать содержимое холодильника, а Клэй ушел переодеваться.
Она обжарила в кипящем масле тонкие ломтики красного сладкого перца, лук-порей и специи. В микроволновке поспел ярко-желтый рис, приправленный шафраном, а на столе появились приборы, длинный французский батон, бутылка минеральной воды без газа.
Клэй делал вид, будто чем-то занят на участке, но через каждые пять минут заходил на кухню, чтобы якобы что-то взять.
Наконец все было готово, и Пейдж, высунувшись из окна, позвала Рэйнольдса к столу. Она поймала себя на мысли, что все это напоминало семейную картинку. Ей стало невыносимо грустно от того, что на ее глазах разыгрывается всего лишь сценка из несуществующей пьесы, а этот мужчина, который сейчас сядет за стол, совсем чужой для нее человек.
Пейдж и Клэй не спеша прогуливались по берегу озера, наслаждаясь свежим воздухом, напоенным влагой.
— Я хочу кое о чем поговорить с вами, — собралась она с духом.
Конечно, ужасно не хотелось бы портить напоследок этот чудесный день, однако разговор был так же неизбежен, как смена времен года.
Мужчина внутренне напрягся, ожидая нечто, похожее на счастье.
— Речь о Бене Хокенсмите, — безжалостно разрушила его хрупкие мечты Пейдж.
С минуту Клэй молчал, стараясь не выдать своего разочарования. Какой же я болван, думал он. Возомнил о себе Бог знает что, решил, что эта девочка станет говорить со мной о любви. Я все-таки неисправимый идеалист. Она же врач. И как я мог рассчитывать еще на что-то?
— Мне казалось, что этот вопрос закрыт. — В его голосе звучал металл. Но настырная Пейдж и не думала робеть.
— Человек, о котором я говорила, к сожалению, не справился с задачей.
Раздосадованный, Клэй воспользовался запрещенным приемом.
— Мне кажется, доктор Конрад, вы пытаетесь переложить ответственность за судьбу юноши на чужие плечи.
— Клэй Рэйнольдс, я ведь не из обидчивых, жизнь кое-чему научила меня, — заметила девушка. — Так что не пытайтесь вывести меня из равновесия. Не получится. Я, видите ли, спинным мозгом чувствую, что вы именно тот человек, который может дать Бену импульс и заставить его ощутить вкус к жизни.
— Да откуда вам знать про этот импульс! — отбросив условности, вспылил Клэй. — Вы даже представить себе не можете, что я пережил, преодолел.
— Так расскажите, — успокаивающе, проникновенно, как это умеют делать лишь сестры милосердия, попросила Пейдж.
— Не сейчас, это долгая история. — Клэй опустился на корточки и подобрал округлый, отшлифованный водой камешек. Он смотрел прямо перед собой на неподвижную зеркальную гладь озера. Казалось, его лицо посерело, словно покрылось слоем пепла.
— Пообещайте мне, — нежно попросила Пейдж и присела рядом, — еще раз подумать над моей просьбой.
