на мысли не портить ужин. Диалог строился непринужденно и экспансивно, уводя беседующих в совершенно разные направления. Изысканное выдержанное вино украшало окружающий мир и делало визави привлекательнее.
В конце трапезы Легран удалилась в уборную, чтобы убедиться в своей привлекательности и подправить помаду. Взглянув в отражение, девушка отметила для себя, что не видела привычной печали, и ей было хорошо в это мгновение. Хотелось, чтобы легкость и спокойствие также сопутствовали ей всегда. Покинув дамскую комнату, Касио сразу обратила внимание на пустое кресло, где должен был находиться Тома́. Она тот час стала прокручивать варианты, куда мог деться молодой человек. Однако все встало на свои места, когда где-то справа послышалась размеренная, ласкающая уши игра на фортепиано. Обернувшись, девушка увидела знакомое лицо. Жюль ловко и в то же время расслабленно перебирал клавиши, создавая особый антураж в заведении. Вместе с тем он улыбался Легран, с любопытством наблюдая за ее реакцией. Ей доводилось слышать его игру исключительно через динамики телефона. Тогда она не могла предположить, что вживую это звучит совершенно иначе — романтичнее, чувственнее и завораживающе. Приблизившись к Тома́, Касио почувствовала неотступное желание дополнить эту превосходную музыку, продемонстрировав к тому же свои длинные изящные пальцы, созданные точно для игры на инструментах. Однако она совсем растеряла навыки, бросив обучение на фортепиано еще в детстве. И это было бесконечно прискорбно, так как мужские искусные пальцы неумолимо манили совершить это действие. Вскоре чарующая композиция окончилась, голос Жюля вернул девушку из мира грез. Она затараторила что-то так быстро, что у молодого человека это вызвало смешок, который он не смог сдержать. В результате оба засмеялись, не отводя при этом взглядов друг от друга.
Теперь молодые люди прогуливались по скверу вокруг центрального пруда. Теплый весенний вечер приятно ощущался на коже. Затянувшееся забвение девушки прервал монолог Тома́.
— В последнее время я много думал об эффекте бабочки. Удивительно как просто можно соотнести любую нелепую случайность с каким-нибудь масштабным случаем, произошедшим с нами. Ровно также можно утверждать, что это самая настоящая глупость, — на этой ноте Жюль призадумался, — хотя я так не считаю! Оставим это скептикам. Тогда появление Дени в «Архитектурном» — не что иное, как путь к нашей сегодняшней встрече. Ее поступок неожиданным образом придал мне уверенности, показал, что я действительно все обдумал и готов, наконец, пригласить тебя на ужин. Мне давно следовало это сделать, но я чего-то ждал. И это явно было зря. Лучше бы поскорее я мог ощутить подобную безмятежность, что чувствую сейчас. И, наверное, я звучу как студент первокурсник, — за этими словами последовал легкий смешок.
Замолчав, молодой человек посмотрел на девушку, в лице которой явно читалось приятное удивление, однако вместе с тем, он заметил еще и смятение.
— Если не знаешь что сказать, можешь ничего не говорить.
— Кажется, ты читаешь мои мысли, — улыбнулась Касио.
Жюль тепло приобнял девушку за плечи, продолжая шагать в неизвестность. Ей были до мурашек приятны эти касания, но Легран не могла позволить себе транслировать чувства. Почему-то совсем не хотелось, чтобы коллега заметил краешек обнаженного сердца, уличил в давних мечтах. Но, черт! Как же ей было приятно, как лестно и в самом деле радостно! Неужели так и выглядит ее счастье? Такое незамысловатое и… красивое.
Холодные стены забытого дома
Костлявыми пальцами душат дитя:
Еще мгновенье и адская кома
Заглушит стук сердца среди бела дня.
Сквозь годы сны о родном доме не переставали посещать сознание Касио. Город, где родилась, девушка не любила и избегала поездок туда. Конечно, и причин для это теперь уже не находилось: родственники переехали, а друзья стали рядовыми знакомыми. Посещение знакомых мест щемило сердце, которое было вынуждено рано влиться во взрослую жизнь, оставив в бабушкиной кладовке коллекцию плюшевых медведей и любимые наборы лего. Вероятно, в сознании Легран Гриньи отпечатался предателем: покидая город, начиналась и ее новая жизнь, наполненная вопросами и сомнениями. Впитывая в себя серость окружающего мира, девушка постепенно закрывалась от светлых воспоминаний о ребячестве, забывала звучание беззаботного детского смеха и думала лишь о том, что возраст — путь к свободе. Хотя задувая свечи каждый год на своем праздничном торте, она все больше и больше сомневалась, что взросление хоть как-то связано с всеобъемлющей независимостью. Церковь радости Божьей матери погружала в пессимистичные настроения, а вид некогда вызывающих восхищение берегов озера Вири-Шатильон в последние разы буквально выворачивал наизнанку. Быть может, Кас просто скучала? По легкости, общению с мамой, да и просто по временам, когда после фразы «давай дружить» она находила действительно хороших ребят, помогающих отряхнуться после падения и дующих на очередные ссадины на коленках.
Касио часто снился подъезд, которого она боялась всем нутром. Он всегда представлялся ей более жестоким и страшным, чем был на самом деле. Раньше тревога охватывала девочку от одной только мысли выйти в одиночку на зловещую площадку. Главной причиной детского ужаса являлся высокий лысый парень, торгующей наркотиками и колющийся сам. Он плохо держал равновесие и всегда заваливался в одну сторону, голос его был скрипящий, неприятный. Широкие зрачки вызывали стойкое ощущение, что юный торговец вряд ли отдает отчет своим действиям и наверняка способен на что угодно. Путь к лифту проходил через деревянную дверь в его обитель, поэтому каждый раз маленькая Касио испытывала стресс и предпочитала бежать вверх по лестнице, перепрыгивая через ступень. Шесть этажей преодолевались за считаные секунды. Иногда по стенам была размазана кровь, на плитке застывали расплывшиеся красные лужи, использованные шприцы валялись тут и там. Отремонтированный ухоженный подъезд с выкрашенными стенами омрачался живущим в нем люмпеном. Когда злосчастная дверь открывалась, ребенок вжимался в маму и с ужасом заклинал лифт поскорее открыться. Будучи в уютном доме малышка боялась приближаться к входной двери и ненавидела родителя, когда та смотрела в глазок, прикоснувшись к замку. Ее гнев определялся глубинным страхом и нежеланием, чтобы мама пострадала. Ночью Легран мучали кошмары, в которых женщина все же открывала дверь и оказывалась из раза в раз зверски убитой. Иная вариация ужасных сновидений включала в себя лабиринты без выхода, где лестницы превращались в туннели, ведущие в никуда. В другой раз все вокруг охватывалось пламенем, языки которого тянулись словно магнитом к ногам Касио. Но лучше всего она помнила, как неизвестные женщины с псориазом и бородавками на руках и лице манили зайти в гости и, совершая раковую ошибку, выбраться из их паучьих сетей более не оказывалось возможным. Иногда в объятиях Морфея
