сладкой боли.
Он был таким большим, что меня самой, казалось, и не осталось. Наполненная им, я терялась в ощущениях, испытала которые только с Захаром. А я-то думала, что в личной жизни у меня всё хорошо…
— Нет… — шептала с каждым его толчком внутри. Себе или ему — уже сама не понимала. — Нет, нет, нет…
Он не слушал. Трахал меня, сжав зубы. Зло, ненавидя, беспощадно, а я получала от этого удовольствие, которого прежде не знала.
Вцепилась в его плечо. Впилась ногтями до крови.
— Тварь, — процедил он и вдруг впился в мои губы. Целовал жёстко, не давал мне опомниться.
Я потерялась и в этом дождливом рассвете, и в своих ощущениях. Тело вдруг перестало мне принадлежать. Наполненное удовольствием, оно подчинялось Захару, и я сама тоже. Подалась вперёд бёдрами, со стоном обхватила его шею, и почувствовала, как он сплетает наши пальцы. Задрожала. Напряжение достигло апогея, и бороться с этим было бессмысленно. Тепло, холод, боль и сладость…
— Настя… — прошептал он. — Настя…
Я вздрогнула. По телу прокатилось тепло, из груди вырвался стон. Захар тоже застонал. Сдавил меня, прижался бёдрами и, запрокинув голову, глухо зарычал.
Я зажмурилась. Лежала и не осознавала, кто я и где. Блаженная нега охватила меня, поработила. Только в отдалении, где-то среди раскатов грома я слышала чужое имя, и не могла понять, от чего же так щемит внутри.
***
Оргазм отступал медленно. Сперва я начала слышать звуки, потом различать цвета. Захар стоял у раскрытого балкона и смотрел в пустоту. Я прикрыла грудь рукой и, приподнявшись на постели, уставилась на него, как кукла со стеклянными глазами. Видела и не видела одновременно. Он был отстранённым — чужим.
— Её звали Настя? — спросила, сама не зная зачем.
Захар резанул меня взглядом. Стиснул зубы и, подняв рубашку, сжал в кулаке.
— Меня несколько дней не будет. Но запомни, если вздумаешь что-нибудь вытворить, мне об этом сообщат.
— Твою жену звали Настя? — повторила я с нажимом.
Он задержался на мне взглядом. Почувствовалось вдруг, что я прижала его к стене.
— Да, — сказал он сухо и сжал рубашку ещё сильнее.
Я так и смотрела на него, не зная, что дальше. С ним, со мной, со всем тем, что сейчас происходит. Мне двадцать шесть, и я не хотела так ни одного мужчину, как его. Не хотела и не ненавидела.
Захар внезапно подошёл к постели. Схватил меня за руку и поднял. Глядя в глаза, положил ладонь на живот и повёл ниже.
— Чёрт тебя дери, — просипел он, второй рукой сгребая мои волосы.
Я застыла на вдохе. Его взгляд парализовывал, а прикосновения лишали воли. Пальцы оказались на плоти. Провёл вверх-вниз, раздвигая половые губы.
— Шлюха, — он вдруг оттолкнул меня. — Чёртова шлюха. До тебя дотронешься, так ты…
— На себя посмотри, — процедила я со злостью и выразительно глянула на его вздыбившийся пах. Потом в глаза.
Небо светлело, и черты лица Захара постепенно теряли свою демоничность. Только тело всё так же отзывалось на него, а душу наполняла горечь.
Он смерил меня презрительным взглядом.
— Утром тебе привезут вещи.
Ещё раз осмотрел меня с ног до головы. На секунду задержался на лице и ушёл, больше ничего не добавив.
Я смотрела на дверь. Значит, Настя. Вот кому я служу заменой. Только какую роль в этой постановке сыграл Юра и при чём тут я? А ещё… откуда это чувство в душе, в сердце? И почему из всех мужчин, когда-либо обративших на меня внимание, хочу я именно Захара?!
На следующий день курьерская служба доставила в дом две коробки с вещами. До вечера я к ним не притронулась — вообще не хотела брать ничего из его подачек. Но на этот раз здравый смысл победил. Моё платье совсем не подходило для дома, для сада — тем более, да и обходиться одной парой трусов было проблематично.
Раскладывая вещи в комод, я тщетно гнала от себя мысли о жене Захара. Неужели мы с ней настолько похожи?
Самым простым было найти её фотографию. Только теперь я знала — дом утыкан камерами, а мне совсем не хотелось, чтобы Захар видел, что я делаю.
Само собой, все вещи подошли идеально. Сам выбирал? Посмотревшись в зеркало, я затолкала поглубже раздражение. Утром я Захара не видела. На столе меня ждал накрытый пищевой плёнкой завтрак — немного каши, свежие фрукты и кусочек сыра на хлебце из каких-то дурацких зёрен.
Вещи во второй коробке почти кончились, когда на меня накатил приступ отчаяния. А что, если я и правда забеременею? Держа в руках сарафан, вышла на балкон. Что, если он заставит меня выносить ребёнка, а потом отнимет его и на этом конец? Мне нужны были ответы, вот только знали их двое — Захар и Юра.
***
С отъездом Захара лучше не стало. Прошло две недели, и я, к своему ужасу, поняла, что жду, когда он вернётся. Бродя по двору, постоянно смотрю на ворота, прислушиваюсь к звукам в доме и ничего не могу с этим сделать. Скуку разбавляли книги и телевизор в гостиной, а вот охрана и обслуживающий персонал меня словно бы и не видели. Несколько раз я пыталась поговорить с горничной — ничего. Вот и сегодня в ответ на моё «доброе утро» она лишь сдержанно кивнула.
— У вас всех тут приказ, что ли, меня игнорировать?! — вспыхнула я, отобрав у неё тряпку. — Да посмотри ты на меня, в конце концов! Хватит глаза отводить!
— Простите, — наконец услышала её голос. — У нас приказ от хозяина.
Ну конечно приказ! Не превратилась же я сама по себе в невидимку!
Горничная потянулась было за тряпкой, но я убрала руку. Сколько ей лет сказать точно было сложно, но вряд ли она была старше меня. Аккуратненькая, смазливая, личико сердечком, а глаза большие-большие и испуганные.
— Давно ты тут работаешь?
Она замешкалась.
— Ответь мне, — потребовала, не собираясь оставлять её в покое, пока не добьюсь своего. Дёрнула её за руку. — Отвечай! Иначе я тебя с этой лестницы спущу! Мне терять, поверь, нечего.
Мы стояли в нескольких сантиметрах от верхней ступени, и я вдруг поняла, что за эти дни достигла предела. Терять мне и правда уже было нечего. Рано или поздно Захар добьётся своего.
— Я… — глаза горничной стали ещё больше. — Несколько лет.
— Ты знала его жену?
Она замотала головой. Вряд ли она врала, по крайней мере я была склонна поверить ей.
— Она давно умерла? —
