Девушка замотала головой и поспешно смахнула блестящие капельки пальцами.
– Это она от радости, – подбодрила Младу княгиня. – К слову, время ещё подумать у неё будет. На совете Сестёр было решено поручить тебе важное задание, Млада. Что и как – о том узнаешь у Радимиры, она тебя ждёт. Поэтому давай, поцелуй на прощание свою ненаглядную и отправляйся. Если успешно справишься, в накладе не останешься: плату получишь щедрую, и свадьбу вам отгрохаем – всем на зависть.
Дарёна встрепенулась, встревоженная словом «задание», а Млада, потемнев лицом, постаралась, впрочем, не показать никаких чувств относительно него.
– Слушаю, государыня, – отозвалась она сухо, выпрямившись. – Дай мне только время переправить Дарёну в дом моей родительницы.
– В этом нет нужды, – ответила Лесияра. – Твою невесту я буду рада принять и разместить здесь, у себя. Беспокоиться тебе не о чем, – добавила она с многозначительной усмешкой. – Дарёну я сберегу и позабочусь о ней, как о своей дочери. Даю тебе моё княжеское слово чести, что к твоему возвращению она будет в полном благополучии.
– Как прикажешь, госпожа, – с льдистым звоном в голосе сказала Млада. И прибавила тише и мягче, сменив сухой и деловой тон на ласковый: – Дарёнушка… Иди, обнимемся перед разлукой. Ничего не поделаешь – служба моя такая… Не печалься, постараюсь скоро к тебе вернуться.
Поднялась со своего места девушка как-то неуверенно и неуклюже, но прильнула к груди Млады порывисто и крепко. Сквозь зажмуренные веки просочились слезинки. Лесияре даже стало совестно за принятое решение об отправке Млады на запад. Больше всего ей хотелось бы, чтобы Дарёна радовалась, а не горевала.
– Не тужи, – сказала она девушке ободряюще. – Вернётся к тебе твоя избранница, никуда не денется… Не сидеть же ей вечно в сторожах границы, пора отличиться и в чём-то позначительнее.
Крепкий поцелуй – и Млада выпустила Дарёну из объятий, на прощание улыбнувшись одним взглядом. Умели её глаза быть не только яхонтовыми клинками, но и тёплыми незабудками – когда смотрели на девушку.
И вот, они остались среди ало-золотых стен вдвоём, и Лесияра смогла наконец спросить с трепетом в сердце:
– Дарёна, а жива ли, здорова ли твоя матушка?
Карие глаза снова озарились тёплым и ясным янтарным светом:
– Много она мне рассказывала о Белых горах… И о тебе, государыня. Знаешь, как она о тебе говорила? Что прекраснее тебя нет никого на свете.
«Ждана, Ждана!» – застонало сердце, и Лесияра едва сама не застонала – вслух. Значит, помнила, любила… Эти глаза, этот голос… Как будто не девушка, а сама Ждана сказала это: «Прекраснее тебя нет никого на свете».
– Не томи же, – взмолилась княгиня. – Как она? Всё ли с нею благополучно?
Дарёна погрустнела, и в груди Лесияры леденяще разлилось ужасное предчувствие.
– Я не знаю, государыня, – вздохнула девушка. – Я четыре года скиталась и давно не видела матушку… А когда побывала в родных краях снова, наш дом стоял заброшенный. И матушка, и мои братишки куда-то пропали. Быть может, их и на свете уж нет.
От облегчения у Лесияры даже зазвенело в ушах. Она ждала страшного слова – «умерла», но заброшенный дом ещё ничего не значил. Потери второй звёздочки в пруду княгиня не перенесла бы…
– Дарёна, а ты видела её могилу? У соседей спрашивала? – пробормотала она. – Если твоя матушка и братья пропали, это не значит, что их нет в живых.
– Я хотела спросить, но попалась на глаза людям князя Вранокрыла, – ответила Дарёна печально. – Меня же изгнали из родного дома и под страхом смерти запретили возвращаться… А они меня увидели и начали выпытывать, кто такая, мол, чьих буду. Насилу ноги унесла. Не до расспросов было.
– Изгнали? – нахмурилась Лесияра. – Кто тебя изгнал и за что?
– Князь и изгнал, – был ответ. – За то, что я его по спине ухватом вытянула.
При этих словах княгиня не удержалась – фыркнула.
– Вот это ловко! А ты девица не промах, как я погляжу… На совете смелые речи вела, князей по спине лупишь. А за что ты его?
Губы девушки ожесточённо подобрались, голос прозвучал глухо:
– После того как отец оборотнем стал и в лес ушёл, князь на матушку глаз положил. Пришёл к нам однажды и стал её домогаться… Я его и треснула. Чтоб меня не казнили, матушка… – Голос Дарёны пресёкся, она сглотнула и не сразу смогла продолжить. – Позволила ему, чего он хотел. Он слово сдержал, и вместо казни меня выгнали из родных мест.
Усмешка сбежала с лица Лесияры. Всё нутро горело, точно по кишкам растеклось расплавленное железо. Ненависть, от которой едва не лопается кожа на сжатых кулаках, а сердце превращается в кусок холодного камня – вот что она испытала. Но и саму себя она считала виноватой: не проследила, не уберегла. Теперь же оставалось только одно – убить Вранокрыла лично. Если бы она хоть раз видела властителя западных земель своими глазами, то сейчас просто взяла бы меч, перенеслась бы к нему через проход в пространстве и одним махом снесла бы этому похотливому топтуну его петушиную башку… Но всякие связи с Воронецким княжеством были давно прекращены, и нынешнего правителя Лесияра не знала в лицо, а значит, и не могла попасть к нему вот так, напрямую. Значит, придётся искать другую возможность. Как бы то ни было, Вранокрыл должен быть наказан.
– Он за это поплатится, – процедила княгиня вслух. И добавила уже мягче, обращаясь к вздрогнувшей Дарёне: – А ты не печалься. Они живы, просто ушли в другое место.
…Уложив дочку спать, она вышла в сад, под безмолвно мерцающий шатёр звёздного неба. В воздухе чувствовалась близость зимы – крепкая, пронзительная свежесть с запахом снега. Тёмное зеркало пруда отражало звезду – ту самую, которая не меркла из года в год, бросая с недосягаемой вышины в сердце княгини тонкий лучик надежды.
8. Нярина-утешительница. Пляска до упаду и неизвестная нежить
С ивовой гибкостью пальцы Дарёны выплясывали на грифе новенькой домры, подаренной ей Лесиярой. Как ручеёк по круглым камням, лилась песня, наполняя золотым звоном покои княжеского дворца. Она вобрала в себя всю бескрайнюю тоску земли, скованной холодом предзимья, всю прощальную, безмолвную высоту неба и беспризорную дрожь последнего жёлтого листка, гонимого ветром.
Словами этой песни были первые снежинки, мелкой крупой припорошившие златотканый осенний ковёр… Вырываясь из охваченной грустью души Дарёны, они неслись вдаль, по следу Млады, с нежностью припадая к земле, ещё хранившей отпечатки её ног. «Где же вы сейчас, незабудковые глаза? – тосковали они. – Какие края вы окидываете взглядом? Скоро ль настанет день встречи?»
