от новой жизни не заняла много времени. Вечером невеста была как обычно дома, встретила Виктора готовым ужином, мурлыкала, ластилась. В её планы пока не входило разоблачение.
“ Придёт время — узнает. Не ему рожать, значит, и решать не ему. Я не готова стать матерью, не хочу превращаться из прелестницы в бабу. В конце концов, ничего страшного не произошло”.
Жених был счастлив при виде улыбающейся невесты, предвкушал, как посадит Оленьку на колени, как ласково погладит животик, где прячется мальчик или девочка, которую он любит и ждёт.
Он предполагал, что темой разговора, сегодня, завтра и всегда будет прелестное дитя.
Хорошее настроение невесты было недолгим. Её взбесили Витькины расспросы, назойливые попытки погладить живот, пустой и болезненный. Увести разговор в сторону, сменить тему. Не удавалось.
Оленьку посетило раздражение. Она кричала, топала ногами, злобно сыпала оскорблениями, вспоминала давно забытые скандалы, обвиняла Витьку в прелюбодействе и эгоизме. Как последний и очень действенный аргумент невеста открыла слёзный шлюз.
Витька пытался шутить, балагурил, но встретив пронзительный, воинственно настроенный взгляд всё тех же, страстно любимых в половину лица чёрных глаз, в которых пропали вдруг глубина и очарование, зато чётким контуром отпечаталась непонятная боль и нечто ещё…
— Что случилось, родная?
— Ничего особенного, отстань!
— Откуда столь драматическое выражение лица, немотивированная злость… утебя есть претензии?
Что я сделал не так, в чём провинился?
— Нет-нет. Всё в порядке. Паршивое настроение, только и всего.
— Отчего в твоих глазах лёд и ужас?
— Потому, что исправить уже ничего невозможно.
— Разве у нас что-то не так? Что именно требует исправления? У беременных бывает беспричинная, спонтанная перемена настроения, я понимаю, что вас теперь двое, что это непросто. Не молчи, успокой меня. Отчего я так волнуюсь? Мне тоже захотелось плакать. Почему? Это касается нас, наших отношений, что-то случилось с твоими родными, что?
— Я сделала аборт.
— Нет, только не это! Ты пошутила, Оленька? Скажи! Ведь это не только твой, но и мой ребёнок. Почему, зачем? Ты лжёшь! Я тебе не верю! Не могу поверить. Как же так? А Я?
— Я не готова к материнству, испугалась последствий. Мне девятнадцать лет, всего девятнадцать. Что дальше, что? Пелёнки, ползунки, бессонные ночи, нищета… а жить когда! Я ещё даже не любила…
— Что ты такое говоришь! А я, а мы, разве это не любовь? Ты подумала, как мы будем жить после такого предательства? Предположим, чисто гипотетически, условно, теперь можно что угодно предполагать, что мы сумеем преодолеть этот конфликт, это безжалостное убийство.
Что дальше, как я могу тебе верить, на что мне рассчитывать, если в таком важном вопросе, как жизнь родного человечка, ты приняла единоличное решение, словно мясник. Ведь теперь я знаю, что ребёнок для тебя — обыкновенный кусок мяса.
Да, моё суждение жестоко. Убеди меня в обратном, если я не прав. Для безжалостного, садистского решения, действительно была причина? Да не молчи же ты!
— Прости, если сможешь. Я думала, что сумею тебя полюбить.
— Хочешь сказать…
— Я поняла, что случившееся с нам — просто физиология, возрастной гормональный бунт, взрыв эмоций, вызванный химией. Всё настолько банально. И вообще, не хочу и не могу постоянно страдать от ревности.
Рано или поздно тебя уведут, я это чувствую, знаю. Тебе нужна другая жена. Уравновешенная, не ревнивая, романтичная, нежная… не знаю какая, но это точно не я.
Я от тебя устала. Ты предсказуем, с тобой скучно. Я сразу тебя просчитала, ещё тогда, на экзаменах. Хотела использовать, только это оказалось не просто. Обманывая тебя, я вынуждена играть в ту же игру. Долго, до бесконечности, вечно… а вечность, для нас, людей, никак не может длиться дольше одной единственной жизни.
Не желаю истратить её на такой пустяк, как скучный, однообразный секс с одним и тем же мужчиной. Может быть, я и ревную-то оттого, что сама хочу поиметь всех без исключения интересных парней.
Попробовать всё, что возможно, даже то, чего нельзя, не оглядываясь на детей, на мужа. Мне нужна свобода, ничем не ограниченная самостоятельность. Извини. Это моя жизнь, и только я вольна ей распоряжаться.
— Может быть ты и права. Кто знает. Жизнь покажет, кто прав, кто виноват. Убийство ребёнка простить не смогу. Омерзительное состояние. Поверить не могу: люблю и ненавижу одновременно. Ты тут наговорила про меня гадостей, а ведь сама не веришь в то, что предъявляешь в качестве аргументов.
Я не ангел, в каждом из нас намешано чёрного и белого, но сейчас ты превзошла сама себя. Как жить с этим будешь? Пройдёт время, убитый тобой человечек покоя не даст, днями и ночами мерещиться будет. Вот кто тебе предъявит. Мало не покажется.
Не знаю, когда ты изменилась, когда стала беспощадным циником. Ведь полюбил я совсем другую женщину. Ты, сегодняшняя ты — не она.
Замечательную девушку, свою Оленьку, я всю жизнь буду помнить. Нашу странную любовь в съёмной комнате, застенчивость, переживания, мечты о любви и близости. Мы даже не понимали, что любовь задолго до первого поцелуя уже поселилась и жила в нас.
Первый в твоей и моей жизни секс. Та Оленька была божественно прекрасна. Очень жаль, что ты оказалась не настолько романтичной, чтобы понять — мы созданы для любви, друг для друга.
А ребёнок… наша Алёнушка… я буду помнить убитый тобой плод именно так…
Давай выпьем что ли. Поминки, всё же… двойные поминки. Сегодня мы хороним не рождённое дитя, и убитую любовь.
Не хочешь? А я выпью. Пусть земля будет ей пухом…
Витькины глаза наполнились слезами. Он в последний раз обнял свою Оленьку, точнее её жалкую тень, прижал к груди.
Сердце молчало.
— Что ты решила, кто уходит, кто остаётся? Остаётся, ни с чем… впрочем, это теперь не имеет значения, мы стали чужими…
.
