В тот момент, когда она узнала все, самым болезненным для нее стала мысль, что она-то не смогла забеременеть, как ни старалась. Нет, конечно, Дэйв этого не знал. Он хотел подождать, с детьми, покуда они не встанут на ноги в финансовом плане. Завести ребенка решила Глэдис. Ей казалось, так они станут ближе, потому что тогда они уже начали отдаляться друг от друга из-за бесконечных споров о том, что им нужно делать и чего добиваться. Потому поступок Дэйва она восприняла как двойное предательство – он не только изменил с другой женщиной, та еще и забеременела от него.
Этого Глэдис не могла простить никогда. Похоже, и забыть тоже, вне зависимости от того, что говорил или делал Дэйв, вне зависимости от того, какие чувства в ней вызывал. Есть раны, которые время не лечит. Конечно, может, он и докажет, что Майк не тот человек, который нужен Глэдис, но сам от этого не станет лучше.
Тут ее внимание привлек вид, открывшийся из окна машины: просторная улица выходила к морю, прямо перед ними находился пляж.
– Где мы? – спросила Глэдис; оказывается, она вообще не следила за тем, куда они едут, с тех самых пор как «ягуар» тронулся в путь.
Короткий ответ Дэйва мало что мог сказать Глэдис.
Один из пляжей, цепью тянущихся вдоль берега, – вот и все, что она знала об этом месте. Она никогда здесь не была.
– Я теперь тут живу, – прибавил Дэйв, свернув в небольшой обсаженный пальмами и обрамленный роскошными клумбами с не менее экзотическими растениями проезд, который вел к гаражам, разделенным арками из белого кирпича.
Шикарная архитектура, прекрасный пейзаж.
Все это отлично соответствовало роскошной машине Дэйва. Но все же Глэдис никак не могла привыкнуть к новому стилю его жизни, равно как и к новому образу бывшего мужа.
– Ты везешь меня к себе домой? – резко спросила она, сознавая в то же время, что теперь Дэйв может позволить себе обосноваться в таком фешенебельном районе, где жизнь, очевидно, весьма дорога.
– Я хочу, чтобы ты увидела мой дом.
Он послал ей чарующую улыбку, напоминавшую Глэдис о тех временах, когда близость позволяла им понимать друг друга без слов. Сердце Глэдис снова предательски забилось. Покуда она убеждала себя, что ее взволновали только воспоминания о безвозвратном прошлом, Дэйв успел припарковать машину и выйти, намереваясь открыть перед Глэдис дверцу.
Глэдис ждала его приближения в лихорадочном возбуждении. Она всерьез засомневалась, разумно ли оставаться наедине с ним. Пожалуй, надо бы предложить поехать куда-нибудь еще. Улыбка Дэйва столь откровенна, а о смятении, вызванном ею в Глэдис, и говорить нечего. Самое разумное уйти немедленно – сейчас же, прежде чем он окончательно смешает все ее мысли и чувства. Она и подумать не могла, что ему так легко удастся разрушить здание ее здравого смысла, с таким трудом возводимое все эти годы!
Но жгучее любопытство заставляло забыть о здравом смысле. Ей очень хотелось узнать, как живет Дэйв теперь. А потому, как только дверца с ее стороны открылась, Глэдис молча вылезла из машины.
Дэйв провел ее в холл с лифтами и лестницей. Мозаичный пол, фонтан со скульптурами указывали на то, что дом действительно принадлежит представителям высших слоев общества. Куда ни взгляни, все говорило о деньгах. И каких!
Дэйв улыбнулся, пропуская Глэдис в кабину лифта. В его глазах плясали веселые чертики – видно, вспомнил их последнее пребывание в лифте.
– Даже и не пытайся! – предупредила Глэдис.
– И мысли не было!..
Он нажал кнопку этажа и заложил руки за спину, демонстрируя показную безгрешность и чистоту намерений, однако невинная улыбка медленно и необратимо превращалась в широкую нахальную ухмылку.
Но если Дэйв считает, что вся эта шикарная обстановка может изменить ее мнение о нем, он глубоко ошибается, с ожесточенной решимостью думала Глэдис. Деньги ничего не значат. В прошлом они не влияли на ход ее суждений, не повлияют и сейчас. Важен только сам человек, а вовсе не то, чем он владеет или не владеет.
Как бы то ни было, к тому времени как они добрались до верхнего этажа, Глэдис успела понять, что в тот день она – впервые за последние годы – живет по-настоящему. Словно бы все ее нервы были натянуты до предела, как струны, и настраивал их ее бывший муж.
И неизбежно возник вопрос: почему такого чувства никогда не вызывал у нее Майк? Ответ пришел очень быстро. Майк слишком спокоен, слишком предсказуем. Никаких неожиданностей. И эта предсказуемость временами становилась такой утомительной! Дэйв никогда не был ангелом, но в одном его нельзя было упрекнуть. Он не бывал скучен. Он порождал вихри эмоций так же естественно, как дышал.
Глэдис приходилось постоянно напоминать себе о том, что, как правило, эти вихри ничего хорошего ей не приносили, именно они-то и сделали невозможной ее дальнейшую жизнь с мужем. Потому с Майком ей будет гораздо лучше. Каждый выбор имеет свои недостатки, подумала Глэдис, и гораздо легче жить со скучным человеком, чем со скверным. По крайней мере, с Майклом Лемоном она всегда знала, что ей предстоит.
И все-таки Глэдис не была убеждена в своей правоте. Она пребывала в ожидании – физическом и эмоциональном, – и чувство это становилось тем острее, чем ближе Дэйв подводил ее к своей квартире. Неужели она – всего лишь глупая мазохистка, которая снова рискнет связаться с Дэйвом Флэвином?
На пороге она замерла. Все мысли куда-то разом улетучились. Ибо то, что предстало ее глазам, было ожившей картинкой из модного журнала «Прекрасный дом», которую она когда-то вырезала и показывала Дэйву как свой идеал квартиры. Все здесь было как в сказке, и сказка эта сводила ее с ума.
Потолок, обшитый кедровыми досками, тщательно отшлифованный китайский песчаник на полу, кожаная мебель цвета терракоты, белые стены, картины в духе примитивизма, персидские ковры, великолепные напольные вазы и вьющиеся растения, обеденный стол из полированного кедра и итальянские стулья с кожаной обивкой и высокими спинками, которыми она так восхищалась… Из огромных окон открывался вид на море. Двери выходили на крытую террасу, где были расставлены низкие табуреты с мягкими пестрыми сиденьями, в кадках росли роскошные пальмы, а по аркам взбирались плющи и вьюны, словно живая рама для морского пейзажа.
Все верно до мельчайших деталей. Ничего не забыто.
Но неужели Дэйв помнил это?
Неужели он сохранил ту картинку?
А если да – то зачем?
Зачем ему было вдыхать жизнь в ее мечту, если для него она больше ничего не значила?..
– Я все правильно сделал, Глэдис?
Услышав вопрос, заданный мягким ласковым голосом, Глэдис вздрогнула. У нее возникло ощущение, словно Дэйв, как некий пророк, встал над могилой, где покоились ее чувства, и повелел давно угасшей любви: «Восстань!» Да нет же – все давно мертво. Мертво! И теперь Глэдис не знала, радоваться ей или ужасаться при виде одной из грез, давно, казалось бы, похороненной в глубине души и так некстати снова пробужденной к жизни.
