Вот и Бекки жила словно в пресловутой башне из слоновой кости. Человеческие эмоции почти не достигали ее, скатывались по гладкой поверхности возвышения, на котором она поселилась.
Так почему же вдруг ее настолько взбудоражил самый обычный телефонный разговор?
Вздохнув, Бекки направилась в соседнюю, оборудованную под студию комнату. Там подошла к мольберту, выдавила на палитру белила, взяла кисточку и принялась грунтовать, натянутый на подрамник, холст, которому в недалеком будущем суждено было превратиться в картину. Эта монотонная работа обычно действовала на нее как успокоительное средство, но сегодня ожидаемого эффекта не произошло. Бекки все равно думала о таинственном Джилле Хорнби.
Стремясь избавиться от назойливых мыслей, она включила музыку — проигрыватель компакт-дисков находился тут же — и продолжила работу.
Интересно, как выглядит человек, у которого такой приятный голос, проплыло в ее голове…
В следующий понедельник, прямо из колледжа, Бекки отправилась в лондонское предместье, район Найтинг-Гроув. По адресу, который дал Джилл Хорнби, она нашла симпатичный особняк, возведенный хоть и в наши дни, но выдержанный в викторианском стиле, подобно всем соседним домам. Вероятно, таково условие застройки района — новые здания не должны портить общей картины.
Ограда отсутствовала, ее роль играл высаженный по периметру участка, аккуратно подстриженный кустарник. От тротуара к дому вела асфальтированная дорожка. Пройдясь по ней, Бекки поднялась на крыльцо и нажала на кнопку звонка.
Ждать пришлось довольно долго. Но и потом вместо двери открылось окно на втором этаже.
— Иду, иду! — донеслось оттуда. Голос был женский.
Подняв взгляд, Бекки увидела чью-то кудрявую голову. Разглядеть лицо против солнца было трудно.
— Здравствуйте, я Бекки Блейс, художник. У меня назначена встреча с Айрин Хорнби.
— Да-да… — донеслось сверху. — Уже спускаюсь…
Прошло еще минут десять — как показалось Бекки, а на самом деле, наверное, минуты три, — прежде чем наконец щелкнул замок и дверь отворилась. На пороге появилась миловидная женщина, возраст которой, судя по всему, давненько перевалил за пятьдесят и приближался к шестидесяти. На ней было длинное шелковое платье цвета предгрозового моря, с роскошной белой пелериной из кружев ручной работы. Кроме того, в руках дамы находился ворох той же ткани, из которой было сшито платье.
— Вот и я! — бодро произнесла она. — Простите, что заставила ждать. Горничная уже ушла, а мне очень непривычно передвигаться в новом платье. Этот хвост то и дело попадает под ноги!
Она тряхнула ворохом шелка, и Бекки вдруг сообразила, что это не просто ткань, а шлейф. Очевидно, ради удобства передвижения дама подняла его с пола.
Ну и ну! Бекки еще никогда не доводилось видеть кого-то в платье со шлейфом, разве что в кино.
— Прошу! — сказала дама, отступая в сторонку. — Входите, дорогая моя. Айрин Хорнби — это я.
— Очень приятно, — пробормотала Бекки, переступая порог.
Она оказалась в холле, одна стена которого была сплошь зеркальной, а пол выложен плиткой из натурального мрамора.
— Как, вы с пустыми руками? — раздалось вдруг за спиной.
Слегка нахмурившись, Бекки обернулась.
— Простите?
Айрин Хорнби тронула висок.
— Ох, кажется, я неправильно выразилась. Просто мне казалось, что вы должны приехать с… э-э… мольбертом и этой… как ее… ну, на чем краски смешивают.
— С палитрой. — Сообразив, в чем дело, Бекки улыбнулась. — Вероятно, вы думали, что я прямо сегодня начну писать портрет.
Айрин Хорнби перекинула шлейф через согнутую руку — так некоторые дамы носят сумочки.
— А разве нет?
— Что вы! Скачала мне нужно посмотреть на вас, потом выбрать место с подходящим освещением, создать антураж… Словом, проработать детали. Кроме того, я не прочь узнать, где вы предполагаете повесить портрет.
— А! Он предназначен для… — Принявшись отвечать, Айрин Хорнби вдруг спохватилась: — Ох, что же я… Это вы сбили меня с толку! Я даже забыла пригласить вас в гостиную, начала разговор прямо здесь. — Сделав свободной рукой элегантный жест, она любезным тоном произнесла: — Прошу вас, пройдемте.
— Благодарю, — спокойно ответила Бекки. Ей было не привыкать к причудам и странностям клиентов.
Четвертью часа позже, сидя в удобном кресле с чашкой кофе — по словам Айрин Хорнби, приготовленного прислугой заранее, так что его осталось лишь немного подогреть, — Бекки изучала объект применения своего изобразительного таланта. Иными словами, рассматривала собеседницу.
— Так вы начали рассказывать, куда собираетесь повесить свой будущий портрет, — напомнила она.
— А! Он предназначается для дома моего отца.
— Ясно… — Несколько мгновений Бекки молчала, переваривая информацию, затем спросила: — А что это за дом?
Айрин Хорнби махнула рукой куда-то налево.
— О, это поместье в Западном Сассексе. Дом старый, но очень уютный. — Она улыбнулась. — Родовое гнездо, знаете ли.
— Вот оно что… — протянула Беки, для которой ситуация начала понемногу проясняться. Во всяком случае, она догадалась, откуда проистекает желание миссис Хорнби обзавестись собственным изображением. — Полагаю, в доме вашего отца есть и другие портреты.
Айрин Хорнби кивнула.
— Угадали. Род наш древний, берет начало в пятнадцатом веке. И каждый предок старался оставить свой портрет. Так что за минувшие столетия их немало собралось.
— Значит, насколько я понимаю, картина, которую я напишу, будет висеть среди портретов ваших родственников?
— Совершенно верно, рядом с изображением моей матери.
— В роскошной раме, — не столько спросила, сколько констатировала Бекки.
— Скорее всего, — согласилась Айрин Хорнби. — Мой отец наверняка захочет, чтобы ваша работа имела достойное обрамление.
И соответствовала общему стилю, мысленно добавила Бекки.
— Что ж, теперь понимаю, почему речь идет о кабинетном варианте, — пробормотала она, обращаясь скорее к себе самой, чем к Айрин Хорнби.
— Простите?
Бекки улыбнулась собеседнице.
— Понимаете, миссис Хорнби…
Та отмахнулась от подобного обращения:
— О, просто Айрин.
— Желание клиентки закон, — сказала на это Бекки, хотя на самом деле ей было немного неловко называть просто по имени человека почти в три раза старше нее. — Так вот, понимаете, Айрин, когда неделю назад ваш сын разговаривал со мной по телефону, он упомянул о том, что портрет должен быть выдержан в кабинетном стиле, но с некоторым оттенком романтики.
