— Вы говорите тревожно. — Шарль не стал делать вид, будто ничего не заметил.
— Моему отцу не следует… Э-э… а зачем вам писать ему? — Джессика опомнилась и вовремя сменила тему.
— Не больше чем вежливость по случаю того, что вы сменили его крышу на мою. Простая записка, чтобы уверить его: я позабочусь о вдове моего кузена, и с ней все будет в порядке.
— Нет! — снова воскликнула Джессика, на сей раз более горячо. Ее страстный тон заставил Карана остановиться. Застыв на месте, она подняла глаза и, увидев твердый, решительный взгляд, поняла — избежать объяснения не удастся. От нее определенно ждали ответа.
— Вы чего-то боитесь? — спокойно спросил мужчина.
— Нет, не боюсь, — покачала головой Джессика. Она вовсе не обязана что-то объяснять, если сама не захочет.
— Тогда что?
Черт бы его побрал! Опять довел ее до белого каления. Джессика редко выходила из себя, но тут рассердилась снова.
— Я уже говорила, мне двадцать три года! Это не тот возраст, когда нужно писать родителям, что их ребенок благополучно добрался до места!
— Вы не думаете, что он будет тревожиться о вас? — Конечно, ничего такого Джессика не думала. Сейчас, когда миссис Смит взяла на себя готовку, уборку и хлопоты с прачечной, Джесс сомневалась, что отец вообще вспоминает о существовании дочери. — Вы звонили, чтобы сказать ему о своем безопасном прибытии? — не отставал деверь.
— Я напишу, — коротко ответила она.
Джессика готова была возненавидеть Шарля Карана, когда тот, глядя ей прямо в глаза, неожиданно сказал:
— Правила вежливости требуют, чтобы это сделал я.
— Нет, вы не сделаете этого! — вспыхнула девушка.
— Тогда скажите мне почему. — Ох, будь он проклят!
— Потому что… потому… — Тьфу, чтоб ты сдох… — Отец знает только одно — я уехала во Францию ухаживать за лошадьми — и понятия не имеет о вашем существовании! — яростно выпалила она, и на ее всегда бледных щеках проступили пятна гневного румянца.
— Вы не сказали ему, что едете в семью своего мужа? И человек, у которого…
— Нет, не сказала.
— Почему?
Джессика готова была придушить ненавистного Шарля.
— Потому что… — наконец выдавила Джессика, по упрямому лицу деверя поняв, что тот не отступится, — отец не знает… — Она запнулась, но заставила себя продолжить: — Не знает, что у меня был муж и я вообще… — Тут голос изменил Джесс, хотелось взять свои слова обратно. Изумлению Шарля не было предела.
— Ваш отец не знает, что вы были замужем? — недоверчиво переспросил он.
— Поэтому я и не хочу, чтобы вы ему писали! — взорвалась она, чувствуя на себе критический взгляд Карана. Деверь сделал шаг назад и долго молча изучал Джессику.
— Ох, милая Джесс, — наконец протянул он, — кто бы мог ожидать, что в вас такая глубина, такой гнев, такой… — Тут Шарль запнулся, посмотрел в ее искрящиеся карие глаза и, осторожно выбирая слова, закончил: —…такой обман.
Из всего сказанного до нее дошло лишь слово «обман». Только впоследствии Джессика сообразила, что ее деверь имел в виду. Но в эту минуту ее душила ярость. Такое обвинение стерпеть невозможно.
— Я сделала это не столько ради себя, сколько ради Жана! — жестко парировала она.
— Мой кузен просил не говорить вашему отцу? — задал очередной вопрос Шарль. — Я знаю, Жан был скрытен с людьми, но неужели?..
— Это решил не он.
— Вы?
Джессика смотрела на этого «следователя», кипя от ярости. Близкая к тому, чтобы повернуться, собрать вещи и сию же минуту бежать из этого дома, она все же понимала — выхода у нее нет: придется рассказывать. Проведя ночь под крышей особняка Карана, она не хотела уезжать отсюда.
— Вам не понравится, — хмуро предупредила Джессика.
— Я буду судьей этого.
Он нарочно мучает ее?
— Прекрасно, — сказала Джесс. — Раз уж вам так хочется знать, отец не одобрил бы мой брак с простым конюхом.
— Ваш отец сноб?
Она кивнула. В былые времена Джесс защитила бы своего драгоценного родителя, но его последняя злобная выходка заставила ее понять — она ничем отцу не обязана.
— Боюсь, это так, — согласилась она и, чувствуя, как весь ее гнев неожиданно испарился, добавила: — Это стало ясно, когда я предложила пригласить Жана в гости. — На секунду Джессика умолкла, словно заново переживала эту сцену, затем судорожно вздохнула и закончила: — Жан и мой отец никогда не виделись. Мы поженились в присутствии только моей сестры.
Ничто на свете не могло бы вызвать в ней большую досаду, чем спокойное замечание Шарля:
— Я думаю, у вас была квартира, чтобы возвращаться туда из конюшен?.. — Значит, Каран знает о содержании ее беседы с родителями Жана вечером после свадьбы.
— Да. Только Лилиан знала обо всем. Но когда я сказала сестре, что не хочу, чтобы об этом знал мой толстокожий отец, она пообещала хранить нашу свадьбу в тайне.
— И это настоящая причина того, что вы не носите обручальное кольцо? — упорствовал Шарль.
В ее нежелании носить обручальное кольцо стремление скрыть все от отца было только частью правды, и далеко не самой большей, но Джесс вовсе не собиралась исповедоваться деверю. А чувствовала Джессика, что не имеет права носить это кольцо, поскольку не стала настоящей женой Жана Деберля…
— Да — отрезала она, и собиралась идти дальше, однако легкое прикосновение руки Шарля дало понять, что он еще не все выяснил.
Это вызвало в ней новую вспышку раздражения, но тут Шарль холодно спросил:
— Вы не знали, что Жан мог купить конюшни, где он работал, если бы захотел?
— Я вышла за него не из-за денег, если вы это имеете в виду, — гордо выпрямившись, возразила Джесс.
У Шарля вырвалось гневное восклицание — к счастью, на французском, — и она сообразила, что поняла его совершенно неправильно.
— Разве я уже не знаю этого? — бросил Шарль, снова переходя на английский. — Разве его семья не знает этого, когда вы отказались от предложенной финансовой помощи?
— У меня есть собственные деньги, — упрямо заявила Джессика. Она вежливо отказала не только месье и мадам Деберль, желавшим видеть жену сына обеспеченной, но и адвокатам Жана, которые прислали юной вдове письмо, сообщавшее, что по завещанию покойного ей причитается пожизненная пенсия. — Конечно, по вашим понятиям, это не состояние, но мать оставила мне достаточную сумму, чтобы чувствовать себя независимой.
Шарль смотрел на раскрасневшуюся девушку долго и пристально, а затем жестко спросил:
— Вы думаете, это честно по отношению к Жану?
И тут Джессика словно с цепи сорвалась.
