Что-нибудь сказать? Если это правда, то ей и в самом деле многое нужно сказать!
– Вы это не всерьез! – Вот все, что Арабелла смогла из себя выжать. Он просто не мог... Но неужели?..
Синие глаза Мерлина остались все такими же ледяными, когда он окинул взглядом ее изумленное лицо.
– Вы же сами сказали, что я «необыкновенно талантливый писатель», не так ли, мисс Атертон! – наконец проговорил он, растягивая слова.
– Т-так оно и есть, – запинаясь, подтвердила Арабелла. – Но...
– Есть какие-то «но», мисс Атертон? – с напряжением в голосе перебил ее Мерлин.
То, что он подчеркнуто называл ее «мисс Атертон», начинало давить на и без того истерзанные нервы Арабеллы: Разумеется, «но» существует – книги о Палфри были одной из самых читаемых серий, и вот Роберт Мерлин собирается убить главного героя!
Тут автор, подняв брови, взглянул на дочь, с явным удовольствием следившую за беседой.
– Эмма, разве тебе не надо делать уроки?
– Я...
– Или еще чем-нибудь заняться? – жестко спросил он, тем самым давая понять, что для нескольких минут она сказала уже достаточно.
– Да нет, – ответила Эмма, ничуть не смутившись.
– Тогда предлагаю тебе пойти поискать себе занятие, – резко произнес Мерлин.
Эмма поднялась. Двигалась она очень плавно – с возрастом это качество обещало перерасти в изящество и грацию.
– Ну ладно, – добродушно согласилась девочка. – Увидимся за ужином, – беззаботно сказала она Арабелле и тут же нахмурилась, уловив ее укоризненный взгляд. – Папа! – И Эмма подозрительно взглянула на отца. – Ты пригласил мисс Атертон на ужин? – Мысль, что он мог этого не сделать, казалась ей ужасной.
Роберту Мерлину, очевидно, не очень-то понравился ее осуждающий взгляд.
– Я...
– Ты же не допустишь, чтобы мисс Атертон возвращалась в Лондон голодная, – упрекнула его девочка. – И потом, она ведь столько проехала для того, чтобы встретиться с тобой!
Арабелла поняла: Роберт Мерлин не только не считал себя обязанным кормить Арабеллу, он и не собирался этого делать.
И снова ей пришлось признать, что его реакция на визит редактора совсем не типична – большинство писателей были только рады, когда к ним проявляли личный интерес. Однако Роберт Мерлин совсем не походил на тех авторов, с которыми ей доводилось иметь дело.
Он вздохнул с видом страдальца.
– Я с мисс Атертон даже и не поговорил толком, а ты нас еще и прервала, поэтому я не успел ее пригласить, – назидательно проговорил он.
Несмотря на гнев отца, Эмма была совершенно непоколебимой.
– Так давай пригласи, и скажи Стелле, чтобы она накрыла еще на одного человека, – и она послала ему задорную улыбку.
Две пары голубых глаз долго и испытующе смотрели друг на друга, пока Роберт Мерлин наконец не прервал воинственную тишину очередным раздраженным вздохом, после чего нетерпеливо обернулся к Арабелле и жестко осведомился:
– Вы останетесь поужинать?
Это было далеко не самое любезное приглашение, которое делали Арабелле, и она бы обязательно отказалась. Но для пользы дела нужно хотя бы попытаться отговорить Роберта Мерлина от совершения профессионального самоубийства. Арабелла очень сомневалась, что он сможет придумать другого героя, которого так же полюбят читатели – в том числе и она сама.
– Благодарю вас, – несколько высокопарно ответила Арабелла.
Мерлин обернулся к дочери и скрипучим голосом спросил:
– Ну что, довольна?
– Конечно. – Эмма улыбнулась, легонько поцеловала его в щеку и удовлетворенно добавила: – Значит, увидимся позже.
Уходя, Эмма заговорщически подмигнула Арабелле, но та не смогла ответить тем же – слишком ошеломляющей была новость о том, что Мерлин собрался избавиться от Палфри.
– Прошу извинить мою дочь, – холодно сказал Роберт Мерлин. – Иногда она бывает слишком фамильярной.
– В отличие от своего отца, – не подумав, ответила Арабелла и вспыхнула, когда Мерлин удивленно приподнял брови. – Я только констатирую факт, мистер Мерлин, – робко добавила она. Хотя теперь уже поздно волноваться о том, чтобы не обидеть этого человека, – он такой ершистый, что не задеть его просто невозможно.
– В отличие от отца, – сухо подтвердил он, глядя на нее с вновь ожившим интересом – как будто, единственный в доме, он вдруг заметил, что перед ним женщина.
Арабелла чувствовала, что краснеет под этим пристальным взглядом, и вдруг снова подумала о том, как она выглядит – строгий деловой костюм, собранные в пучок волосы, очки на кончике носа... Ей вдруг захотелось превратиться в сногсшибательную блондинку, с фигурой, на которую бы заглядывались мужчины. Но она такой не была – наверное, именно поэтому в свои двадцать семь лет она до сих пор не замужем!
– Извините, – несмело произнесла она. – Я высказалась довольно грубо.
– Да, грубо, – неторопливо признал он. – Но зато честно.
Арабелла пожала плечами.
– Я всегда честна, мистер Мерлин...
– Роберт, – с насмешкой в голосе произнес он. – В таких обстоятельствах формальности нелепы.
С этим Арабелла была совершенно согласна. Но в то же время ей казалось, что как раз формальности он и предпочитает.
– А я, как вы уже знаете, Арабелла, – натянуто проговорила она.
Он снова откинулся на спинку кресла.
– Как отметила Стелла – имя, как нельзя более подходящее для одной из дам Палфри.
Так как в представлении Арабеллы Мерлин слился с Палфри и был его живым воплощением, эта фраза лишила ее всякого присутствия духа.
– Если Эмма сказала правду, дам у Палфри больше не будет. – Она повернула щекотливый разговор в другое русло, чтобы больше не представлять себя в роли «дамы» Робе рта* Мерлина. Боже, ведь этот человек женат; доказательство тому – существование Эммы.
Мерлин вдруг ощетинился.
– Мало того, что моя дочь слишком фамильярна, она еще и не умеет держать язык за зубами!
– Но тем не менее она сказала правду? – осторожно уточнила Арабелла. Она не была окончательно уверена в его решении убить Палфри.
– Да, – отрезал он.
Определенности этого слова было достаточно, чтобы понять – он и вправду убьет Палфри! А она не могла в это поверить! Арабелла как будто узнала, что ее лю.бимый человек скоро умрет.
– Должно быть, эти качества Эмма унаследовала от матери, – смущенно произнесла она.
– Давайте не будем трогать мать Эммы! – Роберт Мерлин больше не сидел откинувшись на спинку – он наклонился и весь словно застыл в напряжении, а губы слились в одну жесткую линию.
