Корби разместился в кресле, между ними был маленький низкий стол. Он сказал:
– Если бы я был вашим братом, все считали бы, что я горе семейства.
– Я уже выросла из этого.
– Действительно?
На столе лежало большое блюдо для овощей, которое служило пепельницей; и привлекательное яйцо – гладкое, деревянное, нечетко овальной формы. Рисунок с завитками и зернами делали его привлекательным, к этому яйцу хотелось прикоснуться. Эмма взяла его обеими руками, поглаживая кончиками пальцев. Это очень расслабляло, мягкое поглаживание.
– Участвовали в хороших поединках в последнее время? – спросил Корби.
Она уже давно не дралась. Она упорно трудилась, но это было не больше чем крысиные гонки. Награды причитались. Трудности и препятствия были преодолимы. Она сказала:
– Нет, уже давно нет.
Она не могла не видеть, что ему хочется овладеть волнующим ее яйцом. Ей стало интересно, зачем здесь яйцо. Она сказала весело:
– Но если бы вы были противной стороной, я не думаю, что тратила бы впустую время, соблюдая правила.
В этом было что-то веселящее, в этой минутной неуверенности, чепуха это или серьезно. Самое безопасное, казалось, было улыбнуться, как если бы это была ерунда, в любом случае это было безопаснее. Улыбнувшись, она спросила:
– Вы жульничаете в шахматах?
– Вы недооцениваете своего отца, – сказал Корби. – У него острый глаз.
– Мой отец мечтатель. Люди обманывают его.
– Нет, если он не позволяет им. Он знает, когда его обманывают.
Он не был обманут в деле с мельницей – а именно это она спрашивала сейчас. Томас Чандлер – мечтатель, но он умен, так что, видимо, Корби прав.
Она обиделась немного – он понял ее отца лучше ее. Она сказала:
– Вы, кажется, много знаете о моем отце.
– Ваш отец, – начал Корби, – добрый и щедрый человек.
Она не могла спорить с этим.
– А мой… – Он сделал паузу. – Мой, – продолжил Корби, – был тем, кого в добрые старые дни имели обыкновение называть «судья висельников»; судья, часто выносящий смертный приговор. Правосудие без опасения, пользы или ущерба, и да поможет Бог грешнику, надеющемуся на милосердие.
– Мне жаль.
– Почему?
– Вы не любили его.
– Не больше, чем он любил меня, – согласился Корби. – И это проливает свет на нас обоих, потому что мы точная копия друг друга, плюс-минус сорок лет.
Он засмеялся, а Эмма сказала:
– Не думаю, что «судья висельников» нашел бы все это смешным.
– Вы правы, это так. Можно надеяться. Возможно, сходство только наружное.
– Возможно, – согласилась она, а сама подумала: интересно, глаза, в которые она глядит теперь, слишком пронзительны, чтобы ощущать от взгляда комфорт, а лицо такое, какое не хотелось бы видеть, сидя на скамье подсудимых, если нечиста совесть.
Она все еще поглаживала притягательное яйцо, потом положила его на ладонь и спросила:
– Вы сделали это?
– Друг сделал. Я купил его.
Ну, если друг продал… Она сказала:
– Симпатичная вещь. – Яйцо обладало естественной красотой древесины и оттенками от сливочных тонов шерстяной пряжи до глубоко насыщенного коричневого цвета. – Но я не могу представить вас сидящим здесь и поглаживающим это яйцо, чтобы успокоить нервы.
– Неужели? Можно долго говорить о сенсорном утешении. Поглаживание красивых вещей очень расслабляет.
– Но они должны быть гладкими. – Она растягивала слова, чтобы пальцы успели сделать обволакивающее движение вокруг яйца. – Попробуйте погладить колючий предмет.
– Понимаю вас, – сказал он. – Сейчас время ужина. Можно пригласить вас на ужин? Я часто ужинал в вашем доме. Я у вас в долгу.
– Не у меня, я никогда не кормила вас. – «Но покормила бы», – подумала она. – И я должна возвращаться. Я обещала не задерживаться надолго.
– Может, в другой раз?
Из вежливости стоило согласиться, но она не была уверена, что хочет этого. С ним было нелегко, с этим смуглым человеком, пишущим картины, от которых становилось сухо во рту. Но она признала:
– Мне понравилась ваша мельница.
– Хорошо, – сказал он. – Итак, перемирие?
Но ей подходил только вооруженный нейтралитет. Безразличие было бы удобнее, но он был сосед, не собирающийся сливаться с пейзажем. Она улыбнулась:
– Хорошо, я обещаю не убеждать отца отлучить вас от дома.
– В таком случае, – сказал он, – мельница – все еще член вашей семьи.
– Вместе с вами?
– Я сказал вам, что вы можете считать меня братом.
Она засмеялась, встряхнув головой, и ее волосы растрепались.
– О нет! Я не решила еще, как вас атрибутировать, но не думаю, что как брата.
– Это становится интересным.
Флиртовать можно было только на словах. Не то чтобы он потерял голову, он был способен держать себя в руках. Она также. Ее сердце было, без сомнения, отдано Марку. Но инстинкт говорил ей, чтобы она была поосторожнее с Корби Кемпсоном. Они могли говорить о перемирии, но она чувствовала скрытую угрозу, и противники из них вышли бы так же легко, как друзья.
Она вернула притягательное яйцо назад, на стол. Корби тут же взял его и вручил ей:
– Подарок.
– О! – Это потрясло ее. – Почему? Спасибо, но разве вам оно не нужно?
– Я не часто волнуюсь. – Он встал. Она встала тоже:
– И я также, если есть выбор.
– Нормальное правило, – сказал он. Посмотрел в окно, на огни «Хардич-Хаус». – Надеюсь, вы будете придерживаться его.
Если бы она положила яйцо назад, то признала бы, что поняла его намек. И она предпочла пропустить мимо ушей его замечание. Она спустилась по железной лестнице на первый этаж и вышла.
Следующую пару недель Эмма была занята поисками работы. И тут один из ее бывших покупателей сообщил ей о вакансии главного продавца в магазине одежды высшего класса в близлежащем городе. Эмма тут же помчались туда на собеседование. Ее сразу приняли.
Она вернулась в Лондон распорядиться некоторыми вещами из обстановки и собрать остальные вещи для отправки домой. Попрощавшись с друзьями, она обещала поддерживать с ними контакт.
Итак, она вернулась в свой настоящий дом. Она была рождена здесь и выросла здесь. Душой она никогда не была городской девушкой.
У Кита и Крисси еще продолжался медовый месяц, и они были далеко. Деревня же в целом приняла активное участие в возвращении Эммы. Женщины уверяли, что очень рады: ее приезд поддержит ее отца. Она знала, что за ее спиной судачили о Марке Хардиче, теперь снова свободном. Все ожидали новых событий. Она ничего не могла поделать с этим. Ведь и она сама ждала этого.
Марк, должно быть, слышал, что она вернулась. Спустя некоторое время они встретятся снова. Возможно, случайно, хотя его теперь редко видели в деревне.
