— Так он просто веселый покровитель пастухов? — уточнила пожилая секретарша. Она любила порядок во всем и хотела точно поставить каждого на его место.
— Нет, что вы, он очень важный бог. — Джуди несколько обиделась на такое явное ущемление прав смешного козлоногого существа. — Он ведь может нагонять панический страх не только на нас, простых смертных, но и на войска врагов. И он не сидел сложа руки, поверьте мне! Он помог Зевсу в битве с титанами, а это совсем не просто! Он дважды помогал грекам, обращая в паническое бегство войска захватчиков, — и это исторический факт, описанный Геродотом! — в битве при Саламине и перед Марафонской битвой. Я прошу проявить максимум почтения к великому олимпийскому богу! — Джуди отвесила церемонный поклон. — А кроме того, он — непременный участник веселых разнузданных вакханалий, в которых древние дамы осуществляли свои заветные желания. Так что — кто знает? — может, не просто так судьба привела нас в этот древний храм… Давайте-ка подумаем о самом сокровенном и попросим милосердного бога помочь нам!
Дамы весело рассмеялись, и каждая тоже поклонилась неглубоким нишам в стене грота — тому немногому, что осталось от древнего святилища.
— Вакханалии — вот его колдовство! — негромко произнесла всезнающая доктор. — Пан непременно участвует в вакханалиях, он важная персона в свите великого Диониса, бога вина!
— О, это важный бог, — согласилась Ясмин, — без него трудно обойтись!
— Но ведь под действием вина… — начала было строгая Рахель и примолкла — ей показалось, что кто-то прислушивается к ее словам… Немного помолчав, она осмелела и продолжила: — …мир и люди так изменяются! Мне, например, уже сейчас кажется, что я — другая. Как легко дышать! Как напряглись мои мышцы! Как странно! Я словно бы опять молода!.. Вы не чувствуете? Словно кто-то хочет подбодрить меня, вскружить голову…
— Верно! — Ясмин подпрыгнула на точеных ножках, как очаровательный олененок. — Как на дискотеке! Я чувствую себя воздушным шариком, рвущимся в небо! Вот здорово было бы расправить крылья и полететь — далеко-далеко, к моему Итамару! Уж сейчас бы я не выпустила его!
— Ну если так, мои дорогие дамы! — озорно воскликнула строгая пуританка и удивилась собственной несравненной дерзости. — Если так, то давайте сделаем себе венки из виноградных листьев, — она потянула на себя длинную упругую лозу, которая обвивала стены грота и все деревья вокруг, — и присоединимся к веселым вакханкам! Ведь мы не обязательно должны быть разнузданными! В его свите были и три благородные грации, олицетворяющие Любовь, Удовольствие и Красоту. Кто что выберет? А? Давайте будем чудесными Грациями! Так мы уж точно удостоимся расположения великого Пана! Плясать! Веселиться! Скакать как козочки! И тогда уж он точно выполнит все наши затаенные желания! — Она с треском оторвала сочную упругую ветвь с широкими разлапистыми листьями и, ловко свернув ее в кольцо, увенчала себя зеленой короной. Подпрыгнула, словно стремилась взлететь в воздух, и, по-кошачьи зашипев, ловко выгнула дугой гибкую спину: — Ура козлоногому богу!
Дамы, хохоча, сделали так же, причем ярко-зеленый венок очень украсил чернокожую Афродиту и оттенил светло-голубые глаза Рахели так, что они стали казаться зеленоватыми и терпкими, как неспелый виноград. Плутовство засветилось под зелеными широкими листьями, и в глазах вдруг помолодевших женщин блеснул шальной чарующий огонек. Мелкие незрелые ягоды прильнули к порозовевшим от холода щекам, и затрепетавшие ноздри ощутили терпкий запах прохладного молодого вина. Солнце, пробиваясь через широкие тонкие листья, окрасилось в травянисто-зеленый цвет, и весь мир стал призывно-трепещущим, манящим, колдовским.
Дамы в удивлении переглянулись:
— Смотрите, как мы изменились с этими венками, — прошептала изумленная Ясмин, — мы стали другими…
— Я чувствую, что возвращаюсь в бесшабашную молодость! — воскликнула Рахель, сверкнув широкой счастливой улыбкой.
— Я снова хочу быть любимой, — прошептали пухлые губы эфиопской красавицы, и озорной блеск озарил порозовевшие смуглые щеки. — Я как будто проснулась! Исчезла печаль! — Она в изумлении обвела подруг огромными волоокими глазами. — Как хорошо! Неужели волшебство работает? Неужели мы попали в сказку?
— А представляете, если еще нагими облачиться в щекочущие козлиные шкуры, взять в руки тимпаны и флейты, напиться молодого вина и начать бегать по горам! — с воодушевлением произнесла Джуди. Дьявольский огонек разгорелся в ее карих глазах, алые губы раздвинулись в хищной улыбке, обнажая сахарные острые зубки, и Рахель в испуге отшатнулась от нее:
— Осторожнее! Вы превращаетесь в ведьму!
— Дай-то бог! — искренне воскликнула обезумевшая пуританка, и, заразившись от нее, Ясмин вдруг с грацией лани перепрыгнула через узкий, журчащий у их ног ручей:
— Я хочу быть нимфой! — Ее лукавая черная мордашка в короне из виноградных листьев и африканских косичек плутовски выглянула из тростника, и смутившейся Рахели показалось, что там и впрямь прячется озорная чертовка с рожками.
На мгновение у нее самой закружилась голова от пьянящего чувства свободы — свободы от всего: от ненужных условностей, от дурацкого чванства своим положением в обществе, от солидного возраста, от ненужной одежды и удушающих правил поведения. Ей захотелось сбросить с себя годы, одежду, распустить волосы и помчаться, не разбирая дороги, потрясая гремящим медным бубном и размахивая громадным кожаным фаллосом в стае таких же неистовых вакханок, вместе с козлоногим Паном и сатирами за прекрасным стройным Дионисом, прикрытым только виноградными гроздьями. Лозы одурманили их, и прекрасные дамы, схватившись за руки, хохоча, закружились в стремительном хороводе, разбрызгивая звенящий ручей, ломая тростник и распугивая птиц в колючем кустарнике.
— О! Великий Боже! — послышалось сдавленное восклицание, и развеселые вакханки замерли, свалившись с неба на землю.
Прямо перед собой они увидели ошалевшего толстяка, вцепившегося в фотокамеру, размерами похожую на небольшую пушку. Громадные линзы ее отливали радугой, и в их фиолетовой глубине отражались застывшие, увитые виноградом озорные мордочки вакханок. Рядом с толстяком замер высокий белобрысый парень, выпучив от изумления глаза. Жестом мушкетера он схватился за висящую на боку громадную камеру, да так и застыл, как древнегреческий герой, пораженный богом Паном.
Высокий, молодой и загорелый, восхищенный невиданным зрелищем резвящихся вакханок, он был похож на юного Диониса, и расшалившаяся Джуди, хохоча, накинула ему на шею длинную виноградную лозу. Парень, не растерявшись, ловко перехватил ее и на секунду задержал веселящуюся девушку в зеленых объятиях. Миндалевидные карие глаза отразились в искрящихся голубых и, казалось, потекли золотистым привораживающим медом. Очарованный Дионисий выпустил одурманивающую гирлянду и шагнул на внезапно ослабевших ногах к медовой волшебнице. Та, все еще заглядывая длинным колдовским взором в глубину его души, попятилась во влажные шуршащие кусты. Две другие ведьмы, расхохотавшись, подхватили ее под руки и умчались дальше по тропинке — за поворотом ободрать с себя пьянящие гроздья свободы и вернуться в унылые будни…
