— Я вообще не понимаю, почему должна рассказывать тебе такие подробности! — притворно возмутилась Милана и, гордо подняв подбородок, отвернулась.
Столь явная ревность Матвея, этого умного, взрослого и с виду холодноватого мужчины, доставляла ей немыслимое удовольствие. Колоссальное.
— Ясно, — выдохнул Матвей, почти выскочил из беседки и быстро зашагал к дому.
— Матвей, подожди! — Милана бросилась следом. — Да стой ты!
Она догнала его почти у дома, попыталась схватить за руку, но он вырвался. Тогда Милана, не придумав ничего лучше, запрыгнула ему на спину и повисла, обхватив руками плечи Матвея и сжав коленями его бёдра.
— Слезь с меня, сумасшедшая! — приказал Матвей, но сам при этом, хоть и схватил Милану за руки, оттолкнуть не пытался.
— Сам ты чокнутый. Ревнивец чёртов! Сам придумал, сам обиделся.
— Никакой я не ревнивец! Не много ли ты на себя берёшь?
— Не бойся, не надорвусь!
— Ты слезешь с меня или нет?
— Нет.
— Сама виновата!
Матвей с силой разжал руки Миланы и начал энергично стряхивать девушку со спины.
Милана, нарочно всё рассчитав, картинно рухнула на траву, страдальчески сморщила лицо и начала растирать ладонью ногу.
Матвей, который собирался гордо скрыться в доме, тут же к ней подскочил.
— Ты что, ударилась? — с тревогой спросил он.
Милана, изо всех сил пытаясь не улыбнуться, закивала.
— Бедная моя девочка, прости!
Обхватив Милану за голову, Матвей несколько раз быстро поцеловал её, потом схватил девушку на руки и поднялся на крыльцо. — Сейчас осмотрю ногу. Возможно, понадобится помощь врача…
Милана, обняв Матвея за шею, начала горячо целовать его.
— Не надо врача, — прошептала она прямо ему в ухо. — Полежи со мной немножко, и всё пройдёт.
— Милана? — потрясённый Матвей остановился. — Что это было сейчас?
— Я хочу тебя. А что такого?
— Днём? — спросил Матвей, понимая, что и принцип "для любви только ночь" сейчас будет попран, как все остальные.
— Да, я хочу тебя днём. А что? Ты стесняешься?
Рассмеявшись и быстро поцеловав Милану в нос, Матвей понёс своё сокровище в спальню.
* * * * * * * * * * * * * *
Впервые Милана попыталась заговорить с Матвеем о том, что беспокоило её больше всего, через десять дней после их приезда в дом Матвея. Окончание срока, обозначенного Матвеем, неумолимо приближалось, и по мере его приближения, нарастала паника Миланы.
Девушка не могла смириться с тем, что Матвей навсегда уйдёт из её жизни так же легко и непринуждённо, как появился десять дней назад.
Неужели для него всё так просто? Открыл двери, вошёл в жизнь Миланы, перевернул всё с ног на голову, не оставив камня на камне от идеального мира девушки… А теперь так же спокойно скроется за дверью и исчезнет в тумане, бросив Милану одну посреди руин?
Неужели онтакой? Он не может бытьтаким!
А с другой стороны, каким она себе представляет другой вариант развития событий? Матвей никогда не захочет породниться с её отцом, а отец — Милана была в этом уверена! — не успокоится, пока не уничтожит Матвея. Скорее всего, физически.
А значит, выход только один…
Матвей думал, что Милана, утомившись от их бурной любви, уснула, как она делала обычно. Это ему, Матвею, не спалось. День ото дня, ночь от ночи ему становилось всё труднее и труднее думать о предстоящем расставании.
Всё давно спланировано и просчитано вплоть до минут. Он довезёт Милану почти до её дома. Только это случится не через две недели, как он пообещал, а на день раньше, когда ещё никто не будет ждать Милану.
Такого поворота никто не ожидает. Ничего не знает даже Милана, и не узнает вплоть до отъезда. Он сам соберёт её вещи, когда она уснёт, а рано утром поставит перед фактом.
В её вещах будет два письма. Одно, находящееся на виду, будет предназначено для Валерия. Второе, то, которое не обнаружат при обыске ищейки Решетникова, — для Миланы.
Неподготовленность и замешательство Валерия и его свиты позволят Матвею выиграть время. Он быстро отгонит машину на платную стоянку, туда, где всегда её оставляет. Потом покинет город на электричке. Во-первых, на электропоезде не именной билет. А во-вторых, этот рейс удобнее всего по времени.
Через пять часов он будет в областном центре соседнего региона, а ещё через несколько часов вылетит оттуда за границу. Естественно, не по своим документам. Билет давно забронирован. А Решетников в это время будет искать его в аэропорту своего города. Или на вокзалах. Или на выездах из города. А достать Матвея за бугром Решетников уже никак не сможет. Если, конечно, он вообще захочет это делать, прочитав письмо от Матвея. Это сначала он ещё может суетиться от злости и бессилия, но потом поймёт, что лучше сидеть тихо и не дёргаться.
Матвей даже не сомневался в том, что у него всё получится: не помешают ни роковые случайности, ни стихийные бедствия.
Единственным слабым звеном в деле был он сам. А точнее, его чувство к Милане. Мысль о том, что они расстанутся навсегда, казалась невыносимой. Однако другого выхода не было, ведь Милана — дочь его единственного врага, ненавистного, вызывающего отвращение почти на подсознательном уровне.
Целью Матвея была идеальная месть, результатом которой должны стать начало новой жизни и полное забвение прошлого. А как он забудет прошлое, если Милана останется рядом? Ради чего тогда он затевал всё? Планировал? Рассчитывал с точностью до минуты?.. Милана рядом — это значит, и Решетников, и Ольга тоже всегда рядом. Даже если далеко. Он не может ни физически, ни душевно стать частью их семьи.
— Матвей, — голос Миланы выдернул его из тяжёлых, вязких раздумий.
Она положила голову на его плечо, рисуя что-то изящным пальчиком на его груди. Матвей коснулся губами волос Миланы и закрыл глаза.
"Вот бы сейчас умереть таким счастливым, чтобы не переживать всё то, что будет потом!"
— Матвей, прошу, выслушай меня.
— Хорошо, — обречённо ответил Матвей.
Он знал, о чёмпопросит Милана, и знал, чтоон ей ответит.
— Матвей, забери меня с собой, пожалуйста! Я не хочу возвращаться домой. Подожди, не отвечай, дослушай!
Она почувствовала, как он готовится ответить, и накрыла его рот своей ладошкой. Матвей взял её руку в свою и прижался к ней губами.
— Ты же отомстил, Матвей? Сделал всё, что планировал? А значит, должен успокоиться и забыть о моём отце и об Ольге. Иначе происходящее не имело бы смысла. А если ты отомстил, то можешь относиться ко мне по-другому теперь? Не как к дочери моего отца, а как к твоей женщине. Я же твоя женщина?
— Моя, — Матвей был не в силах отказаться от этого определения Миланы.
— И ты мой, Матвей, только мой! Я чувствую. Зачем усложнять? Мы должны быть вместе всегда.
— Ты сама не понимаешь, о чём говоришь, Милана. Это на словах всё кажется легко. А на деле ты совсем не представляешь себе эту жизнь.
— Мне и не нужно её представлять, Матвей! Для меня имеет значение только одно: будешь ты рядом или нет. Остальное лишь частности, смена декораций.
— Нет, Милана. Оставшись со мной, ты будешь полностью лишена привычного круга общения, лишена всего, чем живёшь. Родителей, братьев, друзей, учёбы…
— Матвей, ты совсем тупой? — вырвавшись, Милана приподнялась на локте и возмущённо уставилась на Матвея. Сейчас она как никогда походила на совсем юную девчонку. — Я люблю тебя и живу только тобой!
Ну вот, теперь ему на смертном одре будет, о чём вспомнить, и отчего сердце будет сладко ныть даже через сто лет, как у последнего романтика и слюнтяя. Однако нельзя слишком серьёзно относиться к словам Миланы. Категорически нельзя. Ещё бы самого себя в этом убедить, но ведь опять ничего не получится.
— Милана, тебе это только кажется. Это довольно распространённое явление в ситуациях, подобных нашей…
— Матвей, давай не будем, пожалуйста? Я не безвольная овца, и не шей мне тут стокгольмский синдром! Я прекрасно знаю, чего хочу. И знаю, что ты тоже хочешь этого. Признайся!
