Кошмары действительно отступили. Спала Дарёна крепко, охраняемая чёрной кошкой, но даже когда Млада уходила в ночной дозор, страхи не мучили девушку. Она спокойно засыпала, а утром бодро вскакивала, чтобы напечь к завтраку блинов. Незабудковое тепло глаз лесной сказки стало ей нужнее пищи, воды и воздуха; размышляя о том пути, который им с Младой пришлось пройти, Дарёна всё яснее осознавала, что их встрече действительно суждено было произойти. Она не забыла Цветанку и вряд ли когда-нибудь смогла бы забыть, но обнаружила невидимую холодную пропасть, разделившую их, и поняла, что имела в виду Твердяна, говоря: «Тех, кто ушёл в Марушину тень, нельзя разглядеть». С ними терялась какая-то незримая, но живая и тёплая связь.
После того как из её груди вышла чёрная слизь, Дарёна начала по-настоящему понимать, что такое хмарь. Она родилась и выросла в ней, но никогда не видела эту гадость, пока Твердяна не сорвала пелену слепоты с её глаз. Учась пользоваться кольцом, она во второй раз отправилась за клюквой и впервые почувствовала себя неуютно при взгляде в сторону родного Воронецкого княжества… Оттуда веяло холодом и жутью, и Дарёне мерещилось присутствие какой-то тёмной твари, пристально наблюдавшей за ней сотнями жёлтых глаз. Даже поворачиваться к западу спиной казалось опасной затеей – чтобы эта тварь, чего худого, не прыгнула на плечи и не опутала липкими тенётами всё тело. Дарёне не хотелось домой. Её настоящий дом был здесь, в Белых горах.
Дни, проведённые рядом с Младой, казались годами. За это время девушка успела столько всего перечувствовать, что хватило бы на полжизни. Млада спала с ней рядом в кошачьем обличье – иногда на постели, но чаще на полу у лежанки, и между ними всё было пока вполне невинно. Ни та, ни другая не торопила событий. Временами Дарёну всё-таки пугали размеры чёрного зверя, его широкие сильные лапищи, огромные клыки и когти, но кошка, успокаивая девушку, игриво поворачивалась на спину и позволяла ей гладить и чесать свой пушистый живот. Убаюкав Дарёну, она всегда уходила с постели на пол – видимо, чтобы ненароком не придавить девушку во сне. Проснувшись среди ночи и не обнаружив рядом никого, та свешивала руку и, нащупав что-то большое, тёплое и пушистое, успокаивалась и вновь засыпала…
Настала пятница, и Дарёна наконец познакомилась с семьёй Млады. Хотя она впервые была в Кузнечном, здесь ей всё казалось до странности родным – и каменный дом с плоской крышей и окружавшим его большим садом, и мозаичные потолки, и забранные узорными решётками оконные проёмы во внутренних стенах… Может быть, она видела всё это во сне?
Под крышей этого дома жило довольно многочисленное и дружное семейство: Твердяна с супругой Крылинкой и их дочери со своими «половинами» и детьми. У старшей, Гораны, было двое взрослых, но ещё не достигших брачного возраста дочерей-близнецов по имени Светозара и Шумилка. Обе – женщины-кошки. Младшая – Зорица – привела в дом в качестве супруги княжну Огнеславу, которая государственной службе предпочла оружейное дело. У них подрастала шестилетняя дочь Рада.
Все взрослые женщины-кошки в этой семье гладко брили головы, оставляя длинный, заплетённый в косу пучок волос на темени, и работали в кузне. Огнеслава не подчёркивала своего княжеского происхождения ни внешним видом, ни поведением – держалась скромно и просто; обучаясь у мастера Твердяны, она жила в её доме и почитала её, как родительницу. Отличалась она лишь русым цветом косы, тогда как у остальных они были чёрные.
Матушка Крылинка, дородная и пышногрудая, встретила Дарёну радушно и ласково, как самую дорогую и долгожданную на свете гостью. Её не смущало то, что девушка – бесприданница, да ещё и из Воронецкого княжества: молчаливое, но непререкаемое одобрение главы семейства снимало все вопросы. А Твердяна взяла Дарёну за руки и проницательно заглянула в глаза.
«Посветлела сердцем, – отметила она удовлетворённо. – Это хорошо… Нярина – великая целительница не только тел, но и душ».
Казалось, происхождение Дарёны не имело для родных Млады никакого значения. Её ждали здесь любую: нищую ли, богатую ли, с востока или с запада – неважно. Чуть не плача от тёплого ощущения своей желанности, Дарёна поведала им историю своего изгнания и не увидела на их лицах осуждения. В окна заглядывал серый, хмурый и ветреный день, но в сердце у Дарёны сияло солнце. Она была дома.
А матушку Крылинку волновал вопрос:
«Ну так что, когда свадьбу играть будем? Если сейчас, то до первого снега успевать надо. Кто зимой браком сочетался – счастья не дождётся: на зиму Лалада прячется и благословить союз не сможет. Ну, а не успеем – тогда до весны ждать придётся».
«Так оно, конечно, – согласилась Млада. – Вот только сперва нам придётся у княгини разрешения испросить… Радимира так сказала. Всё из-за того, что Дарёнка – с запада, а оттуда без особого распоряжения и без ведома государыни невест нельзя брать».
«Разрешит, куда денется, – промолвила Твердяна, подвигая Дарёне блюдо с пирожками. – Ты кушай, доченька, не стесняйся, а то вон какая худая… Как думаешь, Огнеслава?»
Дарёна встретилась взглядом с княжной. Щедро наделённая природной статью и силой, Огнеслава укрепила и развила её за годы работы в кузне, а потому вполне могла потягаться с Твердяной, не уступая ей ни в росте, ни в мощи. Но при всём этом её светлое округлое лицо с мягкими, приятными чертами лучилось такой добротой, что Дарёна невольно улыбнулась… И получила в ответ белозубую, солнечную улыбку с ямочками на щеках.
«Я за государыню отвечать не возьмусь, но не думаю, что у неё могут быть какие-то причины не дать этого разрешения», – сказала Огнеслава весело.
От девушки не ускользнула тень, осенней паутинкой опустившаяся между бровей Млады. Что-то ей подсказывало: наверное, это из-за слишком лучезарной и тёплой улыбки княжны. Неужели ревность? Но ведь рядом с Огнеславой сидела её жена Зорица – очаровательная, нежная, большеглазая и кроткая. Красавица, каких поискать! Как яблонька весной. Где уж Дарёне до неё… А может, прошлое всколыхнулось? Ждана и Лесияра… По настоянию Твердяны, исподволь пододвигавшей ей под локоть блюдо, Дарёна взяла пирожок и за один укус отхватила едва ли не половину, набив рот до отказа, а Млада прогнала тень с лица и согрела девушку ласковым взглядом.
Светозара и Шумилка работали в кузне пока на правах учениц. Внешне похожие как две капли воды, такие же чернявые и голубоглазые, как все в роду Твердяны, нравами сёстры обладали разными: Светозара – серьёзная, вдумчивая, терпеливая, а Шумилка – непоседа и искательница приключений. Ей было больше по душе владеть оружием, нежели изготавливать его, а потому она подумывала пойти по стопам Млады и поступить на службу в дружину. Нельзя сказать, что в семье все были рады такому выбору, но и не запрещали Шумилке идти своей дорогой. Сейчас решение окончательно созрело, и она, воспользовавшись тем, что все были в сборе, объявила об этом. Млада пообещала поговорить с Радимирой, а матушка Крылинка только вздохнула…
