Из спальни дверь вела прямо в роскошную ванную, выдержанную в таких же светло-зеленых тонах. Мягкие зеленоватые полотенца и шкафы из натурального дерева делали ее еще более элегантной. Верити быстро заколола кудри на затылке, приняла душ, выудила из чемодана желто-белое в цветочек бикини и такой же расцветки платье с коротким рукавом, распахнула ставни и радостно вскрикнула, увидев поразительную картину за окном. Вчера она приехала поздно вечером и потому смогла составить себе лишь смутное представление об этом тропическом рае. Утром пейзаж показался ей сошедшим с глянцевой открытки: белый полумесяц пляжа, бесконечная даль сине-зеленого океана и сочно-зеленые пальмы, чьи листья переливались, шевелясь на ветерке, в лучах солнца.
Ей страшно захотелось пробежать по белоснежному песку к воде, и, схватив солнечные очки, она выскочила босиком на террасу… но тут же остановилась как вкопанная.
Люк Гарсия в одних белых шортах развалился в светлом кресле, глядя, прищурившись, на залив. Сзади него стоял такой же светлый стол под белой скатертью, накрытый к завтраку: серебряные приборы, корзиночки с булками и фруктами, а в центре — ваза с изысканными, точно восковыми, цветами, похожими на кремовые нарциссы с желтыми пестиками.
— Доброе утро, — промурлыкал он, едва шевеля губами. — С днем рождения, Верити.
— Доброе утро, Люк.
Сделав над собой усилие, она подошла к столику с беспечной улыбкой на губах, хотя сердце у нее яростно колотилось, будто она только что промчалась бегом по пляжу. Ей даже стало не по себе от дурного предчувствия. Неужели у него уже есть готовый план, как лучше ее соблазнить? Неужели Люк Гарсия решил пойти дальше того, что до сих пор было простым, ни к чему не обязывающим знакомством, отмеченным лишь одним инцидентом, спровоцированным излишним количеством выпитого шампанского? Неужели его вчерашняя колкость по поводу каких-то доказательств… неужели именно в этом и состоит его цель? Может, он хотел сказать, что ему достаточно щелкнуть пальцами, и она будет в его власти? Бурлящая радость жизни, которая наполняла ее всего лишь несколько минут тому назад, пошла на убыль. Ей ни в коем случае нельзя рисковать и вступать с ним в какие-либо отношения… особенно в такие, которые никого ни к чему не обязывают. Ведь он, судя по всему, специализируется на мимолетных связях.
Взгляд его блестящих глаз был непроницаем. Она осторожно отодвинула стул и села как можно дальше от него, радуясь, что на глазах у нее темные очки.
— Ты все в том же воинственном настроении, Верити? — съязвил он, слегка скривив губы.
Она холодно пожала плечами, взяла из корзиночки плод манго и разрезала его.
— Конечно, нет.
Сочный желтый плод маняще заблестел на солнце, и, взяв ложечку, она неторопливо начала есть, однако напряжение не позволило ей сполна насладиться экзотическим вкусом.
— Заказать еще что-нибудь?
Люк наблюдал за ней из-под полуопущенных век. В его присутствии она никак не могла сосредоточиться на своих собственных мыслях. Его неподвижная поза таила опасность.
Широкая загорелая грудь и мощные мышцы, на которых не было ни грамма жира, приводили ее в смятение. Против собственного желания она все еще была на него сердита за ту власть, что он над ней имел.
— С меня хватит и булочек с фруктами, — быстро сказала она.
— Кофе? Тосты?
— Пожалуй, да… Спасибо.
Люк встал, на какое-то мгновение ослепив ее игрой своих мышц, буграми перекатывавшихся под загорелой кожей, и отправился к телефону. Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Верити поправила дрожащей рукой волосы и, опершись локтем о стол, невидящим взглядом уставилась на изысканные цветы в — Что это за цветы? — спросила она Люка, когда он вернулся за столик.
— Франгипании. Нравятся?
Она коротко кивнула.
— Красивые… И давно ты тут сидишь?
Легкая усмешка едва тронула уголки его губ, но глаза оставались серьезны, в этом она была уверена.
— Не очень. Я нырял у кораллового рифа, а когда вышел из воды, то почувствовал страшный голод. Я приказал накрыть здесь столик на случай, если ты, проснувшись, захочешь ко мне присоединиться.
— А если бы я отказалась?
Он пожал плечами.
— Тогда я приказал бы накрыть стол на то время, которое тебе подходит.
Верити потерла нос, слегка нахмурившись.
— Но почему?.. — не выдержала она. И тут же покраснела. Если Люк и принимает ее за наивную особу, то теперь у него появились веские для того основания, подумала она, нервничая. Как все это объяснить, если не отработанной системой покорения женщин?
— Я просто хотел поздравить тебя с днем рождения, Верити. И пожелать тебе, чтобы этот день был счастливее прошлогоднего…
— Ты мог бы просто прислать мне открытку, — заметила она со всем спокойствием, на какое была способна, снимая очки и глядя прямо ему в глаза. — А если уж тебе так хочется быть галантным, то мог бы прислать мне букет цветов или коробку шоколада!
Синие глаза, не дрогнув, выдержали взгляд широко раскрытых, с золотыми искорками глаз Верити. После длительной паузы он вдруг резко сменил тему.
— Тебе трудно говорить об Эдварде?
Застигнутая врасплох, она медленно положила ложку трясущейся рукой.
— Нет… Ничего. Я не собираюсь делать вид, что его не было. Мне дали совет говорить об этом как можно больше… потому что так легче переносить…
Люк молча смотрел на нее, и, различив в его глазах недоверие и насмешку, Верити внутренне вся сжалась. Может, мне только показалось? — тут же подумала она. А что, если мое собственное чувство вины подсказывает то, чего на самом деле нет?
— Эдвард был моим хорошим другом, — сказал он наконец. — Он здорово выручил меня, когда мне было очень плохо. Я никогда этого не забуду. Верити ждала, борясь с негодованием и любопытством и едва сдерживаясь, чтобы не задать вертевшийся на языке вопрос. Глаза Люка потемнели, из чего она сделала вывод, что у него и вправду были крупные неприятности, о которых, однако, он не собирается говорить, только для того чтобы удовлетворить ее любопытство. Она же думала о другом: если Эдвард, полностью ему доверяясь, предложил ему быть шафером на их свадьбе, как же он мог отплатить другу подлостью за его помощь и поддержку?
— Он тебя очень любил, — продолжал мрачно Люк, — но ты и без меня это знаешь. Так ведь?
Она напряженно кивнула. Щеки ее порозовели. Куда это он клонит? Неужели он знает все об их взаимоотношениях с Эдвардом? Неужели считает, что она просто спасовала перед внезапно вспыхнувшей страстью, которой предпочла обеспеченное благополучие?
