Интерлюдия 0. Ханаан
Кайн принял решение сразу, как только его увидел. Его имя означало 'клинок' — холодный, равнодушный кусок металла, не имеющий собственной воли. Но вложи его в руку достойного — и он разит. Мечу положено быть твердым и несгибаемым, прочнее камня, пережившего века. Эта роль подойдет мальчишке как нельзя лучше.
Прошло много лет с тех пор, как Ланн отверг его предложение. Кайну еще никто не отказывал — ни женщины, ни мужчины. Он мог быть кем угодно: верным другом, заботливым братом или ласковым, терпеливым любовником. Красивый как бог, и столь же обаятельный, он привлекал всех без исключения. Внутри Кайн был холоден и полон лжи, но никто не мог разглядеть его истинную сущность за сияющей маской великолепия. Никто, кроме Ланна. Этот молокосос, выглядевший растрепанным замухрышкой рядом с экзалтором, посмел сказать ему 'нет'. Он воскресил в памяти серые глаза, исполненные подчеркнутого безразличия к самому Кайну и его делам. Кайн отлично помнил этот взгляд. В холодных зеркалах души отражалось кое-что еще, едва уловимое: жалость. И превосходство.
Он раздосадовано стиснул в руках поводья. Ногти врезались в кожу ладоней.
— Рив?
Она поравнялась с его лошадью. Шлюха в алом плаще взяла в привычку сокращать его имя, хотя до сих пор не сообщила ему свое. Когда Кайн пребывал в дурном расположении духа, подобная фамильярность изрядно ему докучала. Он с трудом натянул на лицо благодушную маску и одарил ведьму белозубой улыбкой.
Магия подействовала безотказно.
— Сколько еще ехать? — мягко, без натиска, поинтересовалась она.
Этим женщинам, добровольно соблюдавшим целибат, все казалось удивительным. Познавать и изменять — с разрешения Гильдии. Время безжалостно обошлось с его спутницей: свободное серое платье скрывало дряблое, оплывшее жиром тело, кожа давно утратила упругость и покрылась морщинами, волосы потускнели. Ее круглое лицо не заставит сердце забиться сильнее: всегда поджатые губы придавали ему чуть обиженное выражение, кокетливые ямочки на щеках, которым положено пленить мужчин, лишь подчеркивали ее полноту. Кайн незаметно вздохнул. Ведьмы, как и принцессы, не обязательно были красавицами: среди них попадались и уродины, и старухи. Проще всего затянуть в свои сети дам среднего возраста и не отличавшихся привлекательностью — внимание Кайна мгновенно кружило им головы. Будь на то его воля, он предпочел бы привезти сюда молоденькую, пусть даже совсем девочку — наподобие той заносчивой малышки, которую он однажды встретил возле часовой башни. Он спросил, как ее зовут, но она не ответила. Большинство ведьм носилось с этими именами, как наседки со своими цыплятами. Девочка, возможно, просто не услышала его вопроса: часы, которые никогда не шли, полностью завладели ее вниманием. Чем бы он мог ее заинтересовать? Дорогой игрушкой? Горсткой конфет?
У каждого были свои слабости. Для Кайна было истинным удовольствием втираться к людям в доверие, перетряхивать человеческие души и обнаруживать искомое в клубках наивных грез и детских воспоминаний. Добившись своего, он обретал над жертвой неограниченную власть.
— Рив?
Кайн резко натянул поводья.
— Стой. Приехали.
Ведьма последовала его примеру, остановив лошадь, и изумленно поглядела по сторонам, как будто все путешествие спала в седле, а теперь очнулась. Здесь царила смерть и разложение: колючие ветви деревьев сплетались воедино, образовывая странный, зловещий узор, гнилые растения жались к земле, как умирающие медузы на горячем песке, кое-где валялись кишащие червями трупики животных, змеившаяся тропа была выстлана пеплом. Создавалось впечатление, что здесь прошла чума, сметя на своем пути все живое. Над долиной висело солнце, похожее на тусклую монету. Это место ничуть не походило на землю обетованную, в которую Кайн обещал ее привести.
Ведьма заговорила, и ее голос дрогнул.
— Но здесь ничего нет.
— Верно, — согласился он.
Кайн спешился, отошел на несколько ярдов и присел на корточки, выискивая что-то во влажной земле. Ведьма напряженно следила за ним. Наконец он нащупал тонкую ржавую ручку и, поднатужившись, распахнул дверную створку. Из отверстия повеяло могильным холодом.
— Нет света. Нет надежды. Нет обратного пути.
Когда он вновь повернулся к ведьме, на нем уже была маска. В один миг она поняла все и собиралась немедля уехать, но Кайн вовремя подскочил к лошади и схватился за узду. Второй рукой он стащил женщину на землю. Задрался подол платья, который она и не подумала одернуть, так как в ужасе взирала на похитителя.
— Полезай, — холодно приказал он. — Иначе я сброшу тебя вниз.
Глава 1
Мастер что-то говорил, но Ланн не слышал его слов. Мысли, гудевшие в голове шумным роем, не давали ему покоя. Несколько часов назад ульцескор свободно пересек крытый переход, связывавший Замок Черного Крыла и Башню Луны, и оказался в месте, куда мужчинам был вход заказан. Никто не окликнул его, никто его не остановил. Он ступил на запретную территорию, принадлежавшую ведьмам, и оказался в хорошо освещенной галерее с высокими окнами до самого пола, распахнутыми вовнутрь. Эти окна с красными шелковыми занавесками, раздуваемыми ветром, давали возможность выйти в небо и нырнуть в холодные складки облаков. Тогда он подумал — может, так оно и происходит? Что, если ведьмы улетают из башни вместо того, чтобы спуститься по лестнице и воспользоваться дверью, как делают все те, кому волшебство недоступно?
Молодая женщина и девочка в алых одеждах, которую старшая держала за руку, застали его врасплох. Крючковатый палец наставницы уткнулся ему в грудь.
— Здесь нельзя появляться мужчинам, — строго произнесла она. — Только не говори, что не знал этого, ульцескор. Уходи.
Она намеревалась отправиться по своим делам, но что-то ее задержало. Летиция стояла рядом с Ланном, держась с тем подчеркнутым высокомерием, которое нередко заставляло людей съеживаться и прятать глаза. Завидным воспитанием Летиция никогда не отличалась, и во время совместной поездки ульцескору нередко приходилось ее урезонивать, но зато в жилах госпожи ди Рейз текла благородная кровь, чего не скажешь о самом Ланне. Твой отец был чистильщиком обуви, как-то сказал ему лорд карцев; благодари богов, что тебе не пришлось разделить его судьбу. Ланн не мог оспорить слова Лирена — у него не осталось воспоминаний об отце. Зато он хорошо помнил руки матери, купавшие его в лохани для стирки белья: грубые, мозолистые руки прачки.
— Кого это ты притащил в святую святых? — осведомилась наставница. — Она похожа на проходимку. — Летиция вытаращила глаза и приняла разевать рот, будто золотая рыбка, но так и не придумала, что сказать. Ланн мысленно ей посочувствовал — госпоже ди Рейз отлично удавалось унижать взглядом, а вот словами она оперировала не столь умело. Девочка в красном плаще не проявляла никакого интереса к разыгравшейся сцене. — Нечего тут шастать. Выход вон там.
Наставница нетерпеливо дернула девочку за руку, но та не сдвинулась с места. Ланн не знал, как поступить: разумнее всего было вернуться назад и поручить эти заботы мастеру. Взрослая ведьма, встреченная в этих коридорах, может проявить чуть меньше снисходительности и испепелить их на месте. И все же Ланну не хотелось уходить. В нем заговорило врожденное упрямство.
— У нас дело к одной из Вираго, — сказал он.
Глаза наставницы стали пугающе большими.
— Дело? Это шутка, ульцескор? Какие у вас могут быть с ней дела?
— Она сказала мне свое имя.
Летиция переводила взгляд с него и на женщину, не совсем понимая, что происходит. Наставница колебалась. На первый взгляд в Ланне не было ничего особенного, но она ведь не ведьма, ей открыто лишь то, что можно увидеть своими глазами. Неужели Вираго действительно доверилась ему? Наставница могла попытаться уличить Ланна во лжи и тем самым немедленно поставить его на место. Мне грозило бы тридцать плетей, думал Ланн, или все пятьдесят, но она ничего не спросит. Ведь если я говорю правду, то наказанию подвергнется она сама. Имя ведьмы не могло передаваться из уст в уста — оно считалось священным, только его обладательница имела право выдать его другому человеку.
