Танец масок (СИ) - Мария Николаевна Сакрытина

— Прекрасная госпожа подарит мне танец?

Фрида фыркнула — прекрасная она или нет, этот кавалер увидеть сквозь маску никак не мог, да и платье её фигуру не подчёркивало. Но, как говорят, в сумерках и коза — красавица.

Оборачиваться Фрида, конечно, не стала, но уже мгновение спустя ей в руки опустилась блестящая тёплым солнечным светом чёрная, как ночь, роза. Фрида поморщилась и уже хотела отбросить цветок — красноречивый получился бы отказ, — но роза неожиданно взлетела и оказалась приколота к её декольте. Шарик, яркий, как свернутый в клубок солнечный луч, засиял точно в ложбинке меж грудей.

— Что вы себе поз?.. — начала Фрида, всё-таки оборачиваясь. И обомлела — было от чего, такое… чудовище она видела впервые.

Больше всего в незнакомце впечатляли рога, им бы любой олень позавидовал: длинные, ветвистые, для пущего эффекта украшенные серебряными бубенчиками, а на кончиках ещё и позолоченные, они сияли в лунном свете ярче короны. Фрида отдала им должное, опустила голову — да, незнакомец оказался сильно выше её, — и уткнулась взглядом в его грудь. Там тоже было на что посмотреть: положа руку на сердце, раньше Фрида видела такое совершенство лишь у мраморных статуй человеческих богов и их сыновей-героев. Но то мрамор, а скульптору простительно некоторое… желание приукрасить, добиться невозможного в жизни совершенства. Здесь же совершенство было живым, настоящим и между тем оставалось совершенным. Фрида против воли прошлась взглядом по рельефу мышц, оценила и неожиданно для себя покраснела.

Потом опустила взгляд ещё ниже. Зря: это рогатое чудовище-полубог был гол. И если ноги его покрывала вполне милая, как у барашка, кудрявая шерсть, то своего возбуждения наглец ничем скрывать не собирался. Фрида оценила и это, покраснела ещё сильнее — от гнева — и решительно отвернулась.

— Нет.

Конечно, во владениях Лесного короля гости имели право ходить в чём вздумается, хоть голышом. Но явиться в таком виде на бал и ещё набраться смелости требовать танца? Фрида против воли вспыхнула ещё сильнее — ей даже казалось, что засветилась. Что он себе позволяет?

— Моя роза всё ещё у прекрасной госпожи, — усмехнулся незнакомец.

Фрида удивлённо приложила руку к груди, сжала несчастный цветок — и отбросила его. Он упал на траву, и к нему тут же полетели малютки-фейри, привлечённые солнечным сиянием. Их звон на мгновение выбился из музыки ночи, — но лишь на мгновение. Фрида успокоилась.

— Но почему же, красавица? — не унимался рогатый наглец.

Фрида снова обернулась, на этот раз старательно глядя в прорези маски незнакомца.

— Вы отдавите мне ноги своими копытами. — Не говорить же ему: «Прикройся!» Свой вид наглец, очевидно, находил пристойным.

— Не бойся, красавица, я буду аккуратен, — и сейчас не смутился он.

Прозвучало это с намёком, относящимся не только к танцу. Фрида намёк отметила, а также фривольное «ты». Отметила и отступила на шаг.

— Господин, найдите себе другую розу. Для вас я, — она усмехнулась, подражая его высокомерному тону, — слишком хороша.

В ответ рогатый наглец только расхохотался. Тоже звонко, как и всё вокруг, впрочем, этот звон из общей гармонии странным образом выбился. Оскорблённая Фрида уже хотела уйти, но не успела.

— Пари, маленькая красавица? — предложил незнакомец, заглядывая ей в декольте.

«Хам!» — подумала Фрида. Но никто, в чьих жилах течёт кровь фейри, никогда не откажется от пари. Даже полукровка.

— Пари? — изогнула бровь Фрида, что под маской было, конечно, не видно.

Незнакомец улыбнулся — и, надо сказать, его улыбка ослепляла. Почти как его грудь и… то, что ниже.

— Ты не умеешь танцевать, крошка. Ставлю на это желание.

— Любое? — опешила Фрида.

— Любое, — бубенцы на его рогах зазвенели, когда незнакомец кивнул.

— Да вы отчаянный наглец, господин, — выдохнула Фрида, глядя на него во все глаза. — Поберегитесь, я ведь могу пожелать узнать ваше настоящее имя.

Узнать имя фейри или даже полукровки — истинное имя — означало подчинить его себе навеки. Самое страшное, что могло произойти в жизни фейри — потерять свободу. Тогда их длинный и полный магии век превратился бы в пытку — ни один фейри никогда бы не согласился сам открыть своё имя, тем более незнакомцу. Даже под заклятьем.

Всё это рогатого насмешника словно не волновало.

— Отчаянный? — повторил он, хохотнув. — Я ещё и бесподобен. Ну что, крошка, идём в круг?

Фрида фыркнула. Чего только не случится под луной…

— Идём.

* * *

Эшу было скучно.

Опостылели лунные серебристые нити, пронзающие поляну для танцев. Надоело бренчанье скрипачей, танец теней наскучил и опротивел смех маленьких фейри, так же, как и звон ручья, и шёпот деревьев, и волшебная неподвижность воздуха. Разболелась голова, как на скучном императорском приёме захотелось на воздух. Прочь от бала, прочь от полого холма, прочь от границы владений Лесного короля.

Дальше никаких «прочь» не было. Эш попал бы прямо в сети душного, затхлого мира людей, а там становилось ещё хуже, чем здесь. Там было нечем дышать, там голова болела постоянно, и спасения не было. Там повсюду было железо.

Эш простодушно надеялся, что дома, среди таких же, как он, ему станет легче. Наивный! Не стало — да и не было это место его домом. Никакое место в этом мире или другом Эш не мог назвать домом.

Говорили, что для подменышей это нормально. Человек ты или фейри — вечно будешь скитаться между мирами, чужой для всех.

Эш скитался уже тридцать лет — а всё спасибо фейрийской мамаше, отделавшейся от ребёнка. Эш до сих пор думал об этом со злостью, а сейчас от неё ещё и голова разболелась вдвое сильнее. Эш смочил руку в ледяной воде ручья, стряхнул капли и положил мокрую ладонь на лоб. Лучше не стало.

Эш уже подумывал пойти поискать озеро — судя по запаху кувшинок и лилий, оно было где-то рядом. И залезть бы в воду целиком, может быть, купанье поможет? Он оглянулся, потянул носом, ища нужное направление, когда — совершенно случайно — увидел её.

Она стояла, небрежно облокотившись о ствол ясеня, и её зелёные одежды струились по телу, перехваченные двумя золотыми брошами и поясом. А ещё она светилась. Не тем обычным, противным, надоедливым светом, как всё вокруг — золото вперемешку с серебром, искры которого мерцали и на теле Эша… Как и всюду. Нет, она была подобна костру, человеческому костру, — потому