«Тепло, — пожаловался он медведице. — Сугробов нет. Снег очень мокрый. Земля видна! Смотри! Трава! Разве это зима?»
Медведица улыбалась. Альфа почти выздоровел, но еще капризничал. Пусть ворчит — слишком долго молчал, соскучился по общению. Она слушала жалобы вполуха. Восхищенно охнула, когда полар прервался, встал на задние лапы и ободрал кору дуба, оставляя отметины когтей.
— Никто из пещерников не дотянется, — одобрила она. — Сразу видно — твоя территория.
— Я сильный, — кокетливо сообщил полар, позабыв о жалобах. — Я прогоню любого пещерника. И двух. И трех. Пусть только сунутся.
Медведица рассмеялась и заинтересовалась заброшенным логовом на осыпавшемся склоне холма. Похоже, здесь когда-то была временная берлога. Запах медведя или медведицы давным-давно выветрился, чувствовалось, что в нору иногда забирался Лютобор — на ветке, загораживающей вход, остались его шерстинки.
— Я бы поспала тут недельку, — сказала она полару. — Хорошая, тихая берлога. Надо только убрать прелые листья.
— Можно принести сена, — подумав, ответил тот. — Или наломать еловых ветвей. Поспи, если хочется. Надо отдыхать.
— Завтра, — постановила медведица. — Утром и днем — дела двуногих, а к вечеру сделаю генеральную уборку.
Когда они сменили форму, стало ясно, что проблемы Темиртаса никуда не делись. Дана с трудом подавила желание погладить дергающееся белое ухо, поинтересовалась у напарника, есть ли какие-то исследования на тему отравления ядом тюленьего производства — может быть, нужны дополнительные лекарства или витамины?
— Сказали — само пройдет, — буркнул тот и спрятался в свою спальню, не желая продолжать разговор.
Дана тоже ушла спать пораньше, а с утра принялась готовить и убирать. Она сварила баранину, вынула мясо, чтобы оно немного остыло и засыпала в бульон предварительно замоченный рис. Пока варился рис и жарился лук, она порезала вареное мясо, чеснок и корень петрушки, кинула всё это в сковороду, заправила домашним томатом с ломтиками сладкого перца и щедро посыпала специями. Когда рис и зажарка с мясом воссоединились в кастрюле, Дана придирчиво помешала суп, убеждаясь, что он получился достаточно густым. Она быстро нарезала зелень, засыпала ее в кастрюлю и оставила харчо протомиться под крышкой.
Однорукий Рой приехал, когда она сунула хлеб в духовку, чтобы немного разогреть. Лис выбрался из разваливающейся машины — действительно, разваливавшейся, задняя дверца была закреплена проволокой и скобами — поздоровался с выглянувшим из комнаты Темиртасом и спросил, будут ли они нанимать его на работу.
Дана предложила ему поесть — Тёма принюхался к супу и от обеда отказался — и налила полную тарелку харчо, сетуя, что он не настоялся, как следует. Рой перестал щетиниться, льстиво назвал ее хозяюшкой, сожрал суп и попросил добавки. Дана выдала ему еще порцию, себе тоже налила, выставила на стол сметану и заговорила о делах, орудуя ложкой. Темиртас присоединился к беседе — но не к трапезе — и предложил Рою забрать и починить пикап Адели.
— Мы оплатим услуги автомастерской. И бензин вам будем оплачивать. Приезжать надо... два или три раза в неделю, как ты думаешь, Даночка?
— А курочки часто едят? — прикидываясь полной дурой, спросила она. — Два раза в неделю хватит?
В итоге сошлись на том, что Рой будет приезжать через день, переберет содержимое погребов и сараев, залатает крышу там, где она потекла после дождей.
— За декабрь заплатим сейчас, сразу. Если с курочками будет всё нормально, ко Дню Изгнания Демона Снопа получишь премию, — пообещал Темиртас. — А дальше — как пойдет. На праздники мы, скорее всего, уедем в город. Потом вернемся, а потом... не знаю, посмотрим. Делать тут особо нечего сейчас, тоска.
Рой понимающе кивнул и пообещал, что курочек ждет прекрасная жизнь, жаловаться им будет не на что. Уезжая, он одарил Дану ворохом неуклюжих комплиментов — харчо, мол, у нее лучше лисьего и волчьего, и даже вкуснее, чем харчо Милославы. Объедение.
После этого пришлось отправляться на уборку берлоги — медведица переложила эту обязанность на Дану, заявив, что ей проще будет принести тюк сена. Темиртас предложил свою помощь, вооружился топором и нарубил десяток еловых ветвей. Берлога сразу стала уютной — запах смолы смешался с сушеной травой и вызывал непреодолимую зевоту.
Медведи погуляли по лесу в сумерках и расстались — полар отправился к погребу, чтобы добыть себе мойву, а медведица улеглась спать. На следующий день зевающая Дана съела две тарелки харчо, спросила у Темиртаса, требуется ли ее присутствие на ферме, получила отрицательный ответ, перекинулась и снова ушла спать. Полар приходил к берлоге каждый вечер, вонял мойвой и докладывал, чем занимаются Темиртас с Роем. Те дважды варили картошку, где-то купили и съели копченую курицу, ополовинили бочонок соленых рыжиков и накормили кур свеклой, отчего те снесли три яйца с красными желтками. Через несколько дней медведицу вырвал из дремы голос Темиртаса, который просил Дану выйти и поговорить. Она вернулась в дом, перекинулась и трижды умылась ледяной водой, чтобы окончательно проснуться.
— Снилось что-нибудь? — спросил Тёма.
— Нет, — покачала она головой. — Ничего. Медведице очень редко снятся сны.
— Я бы тебя не беспокоил. Рой спокойно отнесся к тому, что ты ушла в берлогу — все пещерницы зимой укладываются спать, здесь этим никого не удивишь. Но вчера я помогал ему латать крышу, мы разговорились, и выяснилось кое-что интересное. Случайно зашла речь о том разбитом памятнике, на который лисица-снайпер приманивала Валериана. Я вскользь заметил, что хорошо бы его починить или поставить новый, и Рой неожиданно со мной согласился. Оказывается, поступок Ильзе далеко не всем понравился. Лисы и волки считают что памятники — веха памяти, а не предмет поклонения. Ильзе покусилась на память — о победе и поражении — а это большой грех. Я выслушал и сказал Рою, что мы готовы оплатить работы по восстановлению. Он спросил, с чего это я проявляю такую щедрость, и мне пришлось соврать. Я наврал ему, что ты увидела в этом плохое предзнаменование. Боишься, что переезд разобьет нашу семейную жизнь.
— Правильно, — кивнула Дана. — Я дождусь Роя и пожалуюсь ему на предчувствия и плохие сны. Заплати им побольше, пусть сделают до Дня Изгнания Демона Снопа. Пусть принесут тебе фотографии, а мы их передадим Валериану и Адель.
После этого медведице удалось поспать еще несколько дней, а потом ленивая жизнь закончилась. Темиртас снова явился к берлоге, доложил, что памятник восстановлен, фотографии у него на руках, а почтальон принес им две телеграммы, извещающие о вызовах на междугородние телефонные разговоры.
— Одна телеграмма мне, другая — тебе. В один и тот же день, практически в одно и то же время.
— Привет от начальства, — зевая, догадалась Дана. — Проверка связи, укрепление легенды — нам же должны звонить родственники. Давай собирать чемоданы и ехать в гостиницу. Сколько тут уже до праздника осталось... незачем мотаться туда-сюда. И не забудь заплатить Рою премию. За яйца с красными желтками.
На переговорный пункт, расположенный в здании главпочтамта, она направлялась, не ожидая от разговора чего-то серьезного. Не по открытой связи. Скорее всего, это подтверждение легенды, демонстрация, что о них беспокоится северная родня.
Дана предъявила телеграмму пожилой лисице, выслушала указание «Пройдите в третью кабину», вошла в тесную будку, прикрыла дверь и сняла трубку настенного телефонного аппарата. Некоторое время она вслушивалась в шорохи. Затем в трубке что-то щелкнуло, женский голос сообщил:
— Соединяю с Северокефальском.
— Алло?
Голос отразился от стен будки. В трубке долго молчали, потом, после очередного щелчка раздался голос Петровой.
— Алло! Алло! Дана, ты? Как ты там?
— Я. Всё нормально.
Петрова учинила ей самый настоящий допрос.
— Как он себя ведет? Заставляет тебя готовить?
— Нет, — улыбнулась Дана. — Не заставляет. Он ест мойву и сырые яйца. Я приготовила харчо, он его понюхал и отказался.