я прихватила с собой пояс с частью расходного снаряжения. Помимо фильтров там имелись перчатки. Ими тоже одарила.
– Зачем?
– Ты голыми руками собираешься с него штаны снимать?
– Я?
– Ну не я же.
– Гарпия, я тебе деньги плачу. Не маленькие.
– Холин, кол, не спина.
Вампир натянул перчатки и, надеясь на лучшее, сначала задрал рубашку. Потом душераздирающе вздохнул, поддел пояс штанов и потянул вниз. В правом верхнем квадрате, словно следы от инъекций, алели два аккуратных прокола.
– Фиксируй, – скомандовал Дан, и я послушно сделала пару магснимков. Пояс вернулся на место, вампир пошарил у тела по карманам и с ликующим воплем извлек обрывок листовки.
– Точно мой! – почти с гордостью заявил он и продемонстрировал мне корявенькие прыгающие буквы.
“Прастити, было сильна нада”, – прочла я.
И вынесла вердикт:
– Дан, ты…
– Снова скотина?
– Нет, все куда хуже, ты идиот, а это не лечится. – И отвечая на немой вопрос: – Возвращаемся в отель, покажу кое-что. А этому… Дежурную бригаду целителей вызвать, что ли?
– Вот любите вы, некросы, над прочими издеваться. Пусть люди работают спокойно. Ничего ему не станет.
Вернулись в “Зорн”. Когда вдоволь проржавшись, изучая послание внезапной страсти, Дан успокоился, я задала мучивший меня еще с момента обнаружения “жертвы” вопрос:.
– Слушай, а если вампир из такого надегустированного тела крови возьмет, его развезет? Или нет?
Славный представитель славного клана Атрай покрутил пальцем у виска, явно на что-то намекая. Понятия не имею на что, потому как вспомнила, что Вельта как раз в эту прекрасную семью выдалась замуж, и стала пытать вампира о личном и дорогом.
– Да не знаю я! – отпихался он, отвел глаза, и внезапно предложил ловить извращенца на меня.
Решили, что раз сгорающий от страсти поклонник таскается “па питам”, я гуляю в тихое безлюдное место на виду, а Дан – по кустам и подворотням – за нами обоими.
Прогулки дело утомительное и нервное. Я запаслась на кухне отеля бутербродами, и только после этого сообщила, что вполне готова.
К обеду мы были в парке.
Ноги гудели, сделалось жарко. Я поискала лавочку в тени и счастливо на ней развалилась. Дан пошебуршелся в кустах и затих. При мысли о бутерброде рот наполнился слюной. Я примерилась куснуть извлеченное.
– Дай, – заунывно провыли в странной тональности и отчаянно захотелось почесать череп изнутри.
Стараясь не делать резких движений, медленно повернулась на голос. Подобрала челюсть и протянула так и не надкушенный бутерброд. Потому что это, соткавшееся из тени и тумана (и откуда только взялся днем?), просочившегося из полуоблетевших сиреневых кустов, первым делом хотелось накормить. Цыплячью шею венчала голая лопоухая голова с круглыми вишневыми глазами. Солнце бликовало на острой макушке. Стоящий в шаге от скамейки вздыхающий воздыхатель был похож на манекен, сбежавший из лавки старьевщика. Тощие плечи в коротковатой, но широкой, женской блузе в тюльпаны вздрагивали. Из невнятного цвета штанов с пузырями на коленках торчали тщедушные, похожие на курьи, щиколотки. Один ботинок был коричневый, второй – пронзительно оранжевый. В тонких до полупрозрачности пальчиках недоразумения трепетал надерганный по окрестностям букет.
От бутерброда он шарахнулся, как упырь от ловчей сети. Из пучка вывалилась веточка вороньего глаза с вызревшей ягодкой.
– Ну? – подтолкнула я его замершую от восхищения мыслительную деятельность. – Какова цель визита, милейший?
– Ты… красивая… очынь, – выдавил пришелец и отчаянно покраснел. Весь, от бликующей макушки до щиколоток.
– Зачем по городу за мной таскался и в спину пинал?
Несчастный сменил окрас с красного на багровый и, запинаясь, пролепетал:
– Тянет… Хочу очынь…
– И чего хочешь?
– Ну… это… припасть! – И ушами малиновыми сияет, как свет-шар, на пол-аллеи, букет в пальцах мнет и коленками дрожит. От страсти, не иначе.
– И давно у тебя это… хыыых… желание?
– Вот как вы меня по голове стукнули, так и…
Я честно старалась не ржать. Я выдержала. Прячущийся в тени Дан – нет. От хохота незадачливый поклонник выронил помятое подношение, улепетнул обратно в кусты и запутался. Мы ржали уже в два голоса. Он повозился там еще какое-то время и жалобно попросил его достать.
– Очуметь! Эльфячий вампир! – воскликнул Дан, добыв горемыку из сирени. – И как ты такой только получился?
– Вот мамка также сказала, когда меня в коробке в канал кинула.
Он сообразил, что никто не собирается с ним ничего делать и почти перестал дрожать.
– Давно?
– Давно. Родила, а потом кинула. А я взял, да и не потоп.
– Ну да, ну да, – многозначительно протянул Дан, – где тебе… Такое не тонет… Ты зачем, стервец, в меня палкой тыкал?
– Спужался. Вы ж хотели меня это… принудительно, – и круглые глаза сделались еще больше, брови полезли на лоб, остроконечные лопухи затрепетали.
– После того, как ты во мне дыру провертел – только так и будет, – сообщил вампир и брови сдвинул. Учитывая его рост и плечи, смотрелось весьма внушительно. Кавалер дрогнул душой и телом и растерял букет.
– Дан, прекрати над бедолагой измываться, видишь, подарки поронял. Иди-ка сюда, стихоплет. – Я похлопала по скамейке. – Кусаться не будешь?
– Ннне, – протянул парень, пристроился на краешке, сглотнул набежавшую слюну и виновато опустил глаза.
– Чего дрожишь?
– Красивая и пахнете вкусно… очынь, – оранжевый ботинок ковырял дерн под скамейкой, – а еще меня днем всегда трясет. Люди живые кругом и света много, жжется.
Дан закатил глаза, добыл неизменную флягу с перекусом и сунул под нос растерявшемуся сородичу. Потом ему кто-то позвонил и вампир отошел поговорить. Ред-бульк, судя по слегка осоловевшим глазам, усвоился в тщедушном организме, как надо, теперь можно было задать интересующий меня вопрос. Или два.
– Давно за мной следишь? – Парень кивнул. – Видел, кто в мой мобиль цветок положил?
– Не, не видел.
– Как прежде нас сюда успел?
– Не прежде. Вместе. Я туманом шел, через тень. Вам меня не видно, но вы и там красивая, хоть и страшная… очынь. Через тень дорога другая, короче, но боязно, можно туда провалиться.
Через тень? Отпустила силу. Мир вокруг на мгновение выцвел, холодок грани пощекотал лопатки. Я держала незадачливого кавалера за руки, чтоб не сбежал, и ясно видела его энергетическую оболочку, похожую на блеклую медузину, уходящую щупальцами за порог. Тьма изначальная! Оно
