Во всем остальном ее муж был честным и до ужаса прямолинейным, и лживость никогда не входила в список его пороков. Но если она допустит, что у него и правда нет любовницы, то это странным образом сделает ситуацию еще хуже.
Получается, он сбегал в Лондон не к кому-то, а просто от нее? Но что она такого сделала?
— Никто не может столько работать и не свихнуться, Мэл. Если ты не встречаешься с другой женщиной, значит ли это… Значит ли это, что ты хочешь меньше времени проводить со мной?
И если да, почему он противится разводу?
Секунды шли, но Мэл не отвечал. Он нахмурился и выглядел сбитым с толку, а у Мюриэль начали дрожать руки. Пауза становилась неловкой, и в итоге она больше не смогла ее выносить.
— Думаю, мне пора спать…
Как только она сделала шаг, Мэл схватил ее за запястье.
— Мюри, дело точно не в тебе.
— Тогда в чем⁈ — она вырвала руку и неожиданно для самой себя перешла на крик. — В чем тогда дело, Малкольм⁈
Он уставился на нее и несколько раз беззвучно открыл рот. Что ж, если это и был разговор, которого Мэл просил в деревне, значит, он чертовски плохо к нему подготовился.
Слезы грозили пролиться, но Мюриэль не собиралась плакать в присутствии мужа. Она уже и так выставила себя уязвимой.
— Аннулирование, Малкольм, — произнесла она как можно холоднее, молясь, чтобы голос не дрогнул. — Выдели в своем графике пару часов, чтобы подумать, как и когда нам оформить развод. Или, клянусь, я найду другой способ от тебя уйти.
А какой именно это будет способ — пусть догадывается сам. В его же интересах, чтобы Мюриэль не осуществила своих планов.
Глава 9
Мэл сидел за большим дубовым столом в своем кабинете и невидящим взглядом смотрел на ворох бумаг. Куча дел… У него была куча дел, но этим утром он не мог заставить себя заниматься ими. Как можно думать о делах, когда его жена собиралась уйти?
Его брак вот-вот распадется, вот единственное, что имело значение. Так что теперь главная задача Мэла — вернуть всё, как было. Снова завоевать доверие Мюриэль.
Он задавался вопросом, почему его вообще так заботит ее доверие? Если он бы пришел в джентльменский клуб и рассказал любезным господам, что творится в его душе, большинство покрутило бы пальцем у виска, остальные решили бы, что Малкольм Одли окончательно спятил.
Жена хочет развода? И что с того? Покажите аристократку, которая не хотела бы примерно того же хотя бы раз в жизни. Правда заключалась в том, что эти желания не имели смысла. Мюриэль может сделать что угодно, хоть ворваться Парламент, с ноги вышибив дверь — всё, чего она добьется, это грандиозного скандала, но уж точно не развода.
Слово женщины в так вопросах не имело веса, и Малкольм это знал. И Мюриэль, несомненно, тоже знала, и всё же… и всё же ее слово было важно для него. Сможет ли он отмахнуться от ее обид и продолжить делать вид, что ничего не произошло?
Малкольм сомневался, что сможет. А даже если бы у него получилось, разве это будет жизнь? Наверняка Мюриэль захочет разъехаться, и после этого максимум, на что он сможет рассчитывать — ее холод и безразличие во время их коротких встреч на самых значимых мероприятиях и приемах.
Кажется, он действительно совершил ошибку, когда женился по любви. Если бы не это, слова жены не имели бы такой силы, не выбивали бы его из колеи. А ей было бы плевать, как часто он ездит в Лондон.
Но они с Мюриэль уже поженились, и будь он проклят, если хотя бы не попытается ее остановить. Мэл твердо решил, что не допустит развода, но нужно было предпринять что-то еще. Сделать что-то такое, после чего Мюриэль поверит — его не волнуют другие женщины, кроме нее. В этом же проблема, не так ли? Она каким-то образом вбила себе в голову, что у него есть любовница.
Вот только что ему сделать, чтобы ее переубедить? Удивить? Порадовать? Мэл решительно не понимал, как именно. Усыпать ее комнату цветами, превратив спальню в оранжерею? Возможно… Но он не был уверен. Он уже даже не был уверен, что выбрал правильный подарок Мюриэль на Рождество.
Что способно ее порадовать? Он точно знал, что она любит ткани всех оттенков зеленого, жемчужные серьги и вишневые десерты. И он мог бы заказать всё это прямо сейчас, чтобы вечером бросить к ее ногам, если бы верил, что это сработает.
Мэл с тяжелым вздохом откинулся на стуле и потер пальцами веки. Как бы не было печально, но ему нужен был совет. Одному ему не справиться… Черт, как же это нелепо! Он граф, который не может совладать с собственной женой! Если бы отец был жив, то, без сомнения, умер бы еще раз — уже не от чахотки, а от позора.
Но делать было нечего. Малкольм вызвал к себе Джонсона.
— Что я могу для вас сделать, милорд? — уточнил камердинер, когда вошел.
Мэл уже приготовился обрушить на него поток вопросов, но замер на полуслове.
Камердинер смотрел на своего господина и ждал распоряжений, но тот внезапно осознал, что в сердечных вопросах Джонсон ему не поможет. Наверное, это была одна из немногих вещей, в которых тот был бесполезен. И вовсе не потому что, что он был плохим человеком, наоборот, — Джонсон был порядочным и исполнительным, блестящим профессионалом, но… Мэл не мог припомнить, когда в последний раз видел его рядом с женщиной. За исключением женщин из персонала, конечно же, но это было не то, совсем не то.
Нет. Если Малкольм собирался проникнуть в сердце Мюриэль, ему необходимо было послушать кого-то, кто был сведущ в таких делах. Кого-то, кто понимал бы, что творится в голове у женщины, желающей развода.
Наверное, ему бы помог какой-нибудь первоклассный повеса или всеми обожаемый дамский угодник, но где найти такого в собственном поместье? Здесь только он, — решительно ничего не понимающий, — обиженная Мюриэль и слуги…
Идея озарила его так внезапно, что Мэл вздрогнул, почти подпрыгнул. Ну конечно!
Он радостно хлопнул ладонью по столу и улыбнулся.
— Джонсон, позови ко мне Кэти, немедленно.
Глаза камердинера слегка округлились, но он быстро скрыл удивление.
— Вы имеете в виду служанку Ее Милости?
— Именно. Только постарайся сделать так, чтобы госпожа ничего не поняла. То есть, не говори прямо, что это я вызываю Кэти.
Джонсон вопросительно приподнял бровь.
— Должен ли я соврать, если графиня спросит?
Это прозвучало ужасно. Обманывать Мюриэль вовсе не хотелось, как и выставлять себя лжецом в глазах своего же камердинера, но выхода не было.
Мэл махнул рукой.
— Ты меня услышал, Джонсон. Придумай что-нибудь.
Тот сдержанно поклонился и пошел исполнять приказ. А Малкольм поднялся из-за стола, преисполнившись радостного возбуждения. Он принялся расхаживать взад-вперед по кабинету.
План казался Мэлу отличным. У кого еще спрашивать о мечтал его жены, как не у ее любимой служанки? Наверное, лучше бы с этим справились только сестры Мюриэль, но приглашать их к себе не было времени, не говоря уже о письмах.
Мэл подошел к окну. Снаружи слуги расчищали двор, сгребая лопатами снег, плотно покрывавший землю после ночного снегопада. Люди графа Кендала усердно трудились, и ему это нравилось. Как и нравилось то, что он наконец-то нашел к своей проблеме правильный подход.
Если думать о разводе не как о прихоти Мюриэль, а как о рабочей задаче, которую нужно решить как можно скорее, он больше не кажется катастрофой. А Мэл всегда был чертовски хорош в решении рабочих задач.
Через пару минут в дверь постучали, и он слишком громко воскликнул:
— Войдите!
Джонсон открыл дверь, впуская в кабинет растерянную Кэти.
Девушка присела в глубоком реверансе, едва ступив за порог, а камердинер направил на графа вопросительный взгляд. Мэл подал ему знак рукой.
— Оставь нас, ты можешь идти.
Джонсон вышел. Кэти всё еще сидела в поклоне. Малкольм попросил ее встать.
— Кэти, я вызвал тебя по очень важному делу. Госпожа не знает, что ты у меня?
Служанка покачала головой.
