В этом мире уже знают электричество, телефон, наверно, открыли еще какие-то вещи, которые у нас кажутся вполне естественными и привычными.
Пытаюсь вспомнить, что именно из технических достижений было в моем мире в начале двадцатого века, но ничего, кроме телеграфа и лампочки Ильича в голову не лезет.
Ну ладно, биология… Но историю-то почему я не учила нормально? Вот что мне мешало? Сейчас бы явно чувствовала себя куда уверенней… Знать бы, где упадешь, да…
С другой стороны, Сандрина, ты хотела попасть в мир, где слыхом не слыхивали про искусственный интеллект и прочие достижения прогресса? Хотела, и очень сильно.
Мечты сбываются, да?
Вот нечего жаловаться.
Работать надо.
Вдохновленная внутренним жестким мотивирующим монологом, я поворачиваюсь к столу и начинаю пересматривать документы.
Изучаю сводки, счета, отчеты из трех магазинов, торгующих всеми видами тканей. Судя по шапкам, магазины принадлежат Акционерному обществу “Ортан”, главным акционером которой является как раз Оррих-ан. А директором — его сын, Максан Оррих.
Оррих — это родовое имя, что-то вроде фамилии у нас. Старейший в клане, тот, кто принимает на себя роль вожака, берет себе это имя полностью, а остальные ставят перед родовым свое личное. Например, волчица, которая привела меня сюда, назвала свое короткое имя, Инрина. А полностью она — Инрина Оррих. Несложно, сразу можно понять, к какому клану волков принадлежит та или иная особь. Я теперь, кстати, по этой логике не просто Сандрина, а Сандрина Марх. А вот если войду в клан Оррих-ана, то стану Сандрина Оррих.
Работа с бумагами мне всегда казалась интересной, я вообще свою работу люблю, во всех ее проявлениях. И с людьми люблю работать, и с документами. Да вообще, обожаю упорядочивать и находить структуру в хаосе, приводить к единому знаменателю.
Так что Инрина, если рассчитывала, что я выдохнусь или взбунтуюсь, явно просчиталась.
Через час работы начинают приходить мои, очень надеюсь, будущие коллеги.
Первой приходит молоденькая стойная Заррина. Она на мгновение застывает на пороге, чуть растерянно перебирая в пальчиках ремешок дамской сумочки, хлопает ресницами.
— Здравствуй, — киваю я приветливо, — меня зовут Сандрина, буду работать тут.
— О-о-о… — она складывает губки в колечко, удивленно тянет носиком, — человек?
— Да, — снова киваю я, настораживаясь, потому что помню реакцию Инрины на себя. Если и эта молоденькая волчица так же себя поведет, то… То что вообще за дискриминация? По видовому признаку?
Но Заррина не выказывает больше никаких неприятных реакций, приходит в себя, улыбается, представляется, и вскоре мы уже с удовольствием болтаем. Я рассказываю свою историю, Заррина удивляется, ахает и охает. И через пару минут общения я вообще забываю про то, что передо мной волчица. Заррина ведет себя совершенно обычно, как молоденькая человеческая девушка.
Она рассказывает чуть-чуть про местный быт, про то, куда ходить обедать здесь, прочие бытовые мелочи, вплоть до того, где туалет находится. Тоже важная деталь, на самом деле, потому что не во всех местных домах предусмотрены удобства. Я вот про такое и не задумывалась никогда, а, оказывается, то, что в моем мире воспринимается данностью — тут признак роскоши. Нет, в деловом центре туалеты есть в зданиях, но, например, в рабочих кварталах ничего подобного нет. И жители многоэтажных доходных домов обходятся ночными вазами… Боже…
Я вспоминаю, что в доме Оррих-ана есть небольшой санузел на этаже, а в комнате, предоставленной мне, имеется закуток с рукомойником и той же самой пресловутой ночной вазой, и вздыхаю. Наверно, на господской половине все по-другому… А вообще, как-то, когда смотришь фильмы про девятнадцатый или восемнадцатый века, как-то не задумываешься про такие вещи… А зря…
Нашу беседу прерывает появление второй сотрудницы: Манрины. Она старше Заррины и старше меня, серьезная, взрослая, тяжеловесная.
Не удивляется моему нахождению тут, судя по всему, Инрина ее уже предупредила, коротко кивает, проходит к своему столу.
Заррина спешно сворачивает разговор, принимается за работу, а я возвращаюсь к бумагам.
И примерно через пару часов пристального сличения показателей, нахожу странность…
Глава 11
Я ни разу не бухгалтер, но за годы работы в торгово-производственном холдинге приходилось подбирать персонал самый разнообразный, от грузчиков и охранников (интересный был опыт) до топ-менеджмента и редких айти-спецов. А уж бухгалтеров всех видов — вообще без меры. И плох тот эйчар, который не владеет хотя бы первоначальными навыками в подбираемых профессиях! Пусть по верхам, но понимать, несет ли кандидат ересь на собеседовании или просто углубился в дебри рабочего процесса, эйчар должен. Это, как говорится, основы основ. Так что процедуру обработки первичных бухгалтерских документов и ревизионного отдела я знаю. Не досконально, но вполне сносно. И потому нестыковки в цифрах прихода и расхода в глаза бросаются сразу.
Сверяю еще несколько раз, понимаю, что не ошиблась, и минут пять сижу, думая, как поступить.
Понятное дело, что работу эту мне поручили, чтоб отмахнуться, может, и магазинов-то этих нет уже или они переоборудованы, проданы и так далее, но все равно делать-то что-то надо. Писать отчет по выявленным недочетам? И кому его? Инрина вообще толком не сказала, кто у меня теперь руководитель, Оррих-ан вчера тоже не сильно откровенничал, а я проявила дикий непрофессионализм, не разобрав ситуацию на берегу и тупо поплыв по течению.
Тут, конечно, можно оправдаться тем, что устала, день тяжкий, да и не только день. Вообще, все тяжко!
И кто другой на моем месте давно бы сопли на кулак мотал. Но я — не кто другой, и не могу себе прощать ошибки. Тем более, такие.
Где моя должностная инструкция, в конце концов?
Что я тут делать буду?
Молодец, Сандрина, очень вовремя вопросы! В тему!
Мои коллеги сидят молча, каждая увлечена своей работой. Заррина — машинистка, она перепечатывает какие-то документы и головы от печатной машинки не поднимает, с пулеметной скоростью барабаня пальчиками по клавишам.
Манрина — бухгалтер, и, скорее всего, то, чем я занимаюсь сейчас, как раз в ее ведении.
Значит, консультироваться надо с ней.
Но, с другой стороны, задачу мне ставила Инрина. Получается, что и отчет по сделанной работе необходимо ей сдавать.
Приняв решение, быстро набрасываю от руки отчет с указанными несоответствиями и своими выводами по ним, встаю, поправляю блузку:
— Я к Инрине, — коротко говорю в пространство, не отпрашиваясь, а уведомляя. В конце концов, никто мне не говорил, что тут еще есть начальство, кроме той самой Инрины.
Да и она так не представлялась.
Вопросов мне никто не задает, Манрина лишь поднимает взгляд от документов, кивает.
Значит, точно никаких особых указаний на мой счет не поступало. И это хорошо. Я уже собралась с силами, пришла в себя и теперь готова задавать вопросы.
Людям… То есть, тем, кто здесь принимает решения.
По коридору, оформленному в том же стиле сдержанной, достойной роскоши, дохожу до кабинета Инрины.
Сегодня я тут уже была, с утра. Охрана на входе направила сразу сюда, стоило назвать имя Оррих-ана.
Но, честно говоря, в начале рабочего дня я была настолько взбудоражена ситуацией, волновалась и почти не обратила внимания на обстановку кабинета. И вот только теперь, зайдя в полуоткрытую дверь и оглядевшись по сторонам, понимаю, что на самом деле, это не кабинет.
Это приемная. Пустующая сейчас, кстати.
А Инрина, похоже, секретарь… Кого?
— Какого Облезлого происходит? — слышится гневное рычание из-за еще одной двери, существование которой в глубине приемной я не заметила с утра, и сразу становится понятно, кто тут является начальником высокомерной Инрины. — Ты видел цифры? Я тебя спрашиваю? Это твоя работа, выяснять!
Встаю на пороге, прижимая к себе бумаги и вслушиваясь в то, как грозный Максан Оррих распекает кого-то, судя по всему, по телефону. И тон его очень неприятный. Довлеющий. Настолько, что буквально вибрация по телу проходит от волнения. И прямо-таки тянет почтительно сгорбиться и, может, даже поскулить униженно… Ловлю себя на этом диком желании, удивляюсь безмерно и прихожу в чувство.
