раз уж вы доктор… — Ванбургский выжидательно замолчал, а я произнёс то, чего от меня ждали:
— Не беспокойтесь. Сказанное вами не выйдет за пределы этой комнаты.
— Дело в том… — графу отчего-то было неудобно говорить. Я не сразу понял, отчего, пока не услышал: — Что мою дочь обесчестили!
Он сказал это со злостью. Будто выплюнул. Я же еле заметно скривился.
Плохое слово. Некрасивое. Пошлое.
И никак не подходящее к тому, что между нами было.
Да и мог ли я подумать, что лишаю девушку именно «чести», когда… Ох… Я ведь просто её любил. И сейчас люблю. Вот только, вряд ли граф сочтет мою кандидатуру подходящей на роль зятя.
Дар даром, но титулов еще никто не отменял.
— И что самое примечательное, — меж тем продолжал Ванбургский, — произошло это буквально накануне. Врач, осматривавший мою дочь, уверил, что следы совсем свежие. И никаких других повреждений нет. И я попросту не понимаю, к чему было держать девочку целый месяц, если похититель попросту желал сорвать цветок невинности…
От этого предположения меня натурально затошнило.
Захотелось вскочить с места и крикнуть, что все это сущий бред. Что она была со мной добровольно… но…
Вместо этого я сдержанно-вежливо осведомился:
— Так вашу дочь осматривал врач?
— Да, сегодня сутра. Сразу, как девочку вернули домой. К сожалению, доктор Айзек, услугами которого мы обычно пользуемся, в отъезде, потому пришлось вызвать обычного врача. Но для того, чтобы установить факт насилия, и такого специалиста хватило.
Последняя фраза покоробила ещё сильнее, чем все предыдущие нелепые предположения вместе взятые. Острыми когтями прошлась по раненному сердцу и глубоко впилась в душу. Обида хлестнула через край, и я не выдержал:
— Вы уверены, что это было именно насилие? — сказал с нажимом. Заведомо протестуя, хоть не имел на то никакого права. Кто я такой, чтобы ставить под сомнения слова графа?
Ванбургский возмутился. Подался вперёд. Руками всплеснул.
— Разумеется! Или же вы думаете, что моя дочь могла… Она приличная девушка! Она бы никогда… За кого вы нас принимаете?
Я остро пожалел о своей несдержанности.
Граф же ещё долго возмущался, брызгал слюной, махал руками, неизвестно что мне доказывая. Поток слов и пылких фраз остановился, лишь когда гулко пробили настенные часы, и выскочившая кукушка пропела свою незамысловатую трель.
В этот же момент тихонько отворилась дверь, и в гостиную с тяжёлым подносом, заставленным чашками, блюдцами и тарелочками со сладостями, вошла горничная. Не поднимая глаз, прошла к столику и стала торопливо расставлять на нём угощения.
А мне подумалось, что она тут появилась как нельзя кстати. Нам обоим нужно успокоиться. А ритуал чаепития всегда благоприятно этому способствовал.
В воздухе поплыл аромат душистой мяты и мелиссы. Корицы и свежей выпечки. Дорогого горького шоколада.
Однако витавшее в воздухе напряжение не спешило уходить.
Граф, раскрасневшийся и тяжело дышащий, нервно сжимал и разжимал кулаки. Я же внутренне костерил себя за чрезмерную эмоциональность. Следовало быть осмотрительнее. Выражаться мягче. Хоть внутри всё бурлит от негодования. Несправедливости с горькой примесью обиды и то и дело прорывающейся злобы. Которой ни в коем случае нельзя давать выход. Расположение графа дорогого стоит, а потому впредь стоит тщательно взвешивать каждое слово.
Прислуга принялась разливать чай. Руки ее почему-то слушались плохо — напиток то и дело попадал мимо чашки, тёк по крутому боку пузатого чайника и капал на поднос, собираясь в мелкие тёмные лужицы.
Граф недовольно поджимал губы, глядя на неумелые движения сухих женских ладоней. А я раздумывал, стоит ли продолжать разговор или же лучше дождаться, пока мы вновь останемся наедине.
Справиться с подтекающим чайником у прислуги не выходило. И ожидание грозило затянуться, а потому я решился:
— Простите, Ваша Светлость. Я не имел в виду ничего подобного. И благородство вашей семьи не вызывает ни единого, даже самого крохотного сомнения. Своим вопросом я всего лишь хотел уточнить… — я на долю секунды замолчал, раздумывая, как бы поделикатнее выразиться, но, ничего не придумав, спросил совершенно по-простому: — Ваша дочь сама вам об этом рассказала? О том, что имело место… — я покосился на прислугу, не зная, стоит ли оканчивать фразу, но собеседник закончил за меня:
— Изнасилование?
Женщина дрогнула. Выронила из рук чашку, которую собиралась подать графу, и тёмный напиток расплескался по столу, быстрыми ручейками побежал по лакированному дереву и несколько капель успели сорваться вниз, запачкав ковёр.
— Грета! Да что с тобой сегодня такое?! — гаркнул рассерженный мужчина, отодвигаясь подальше от стола и брезгливо отряхивая брюки, хотя, могу поклясться, что на них не попало ни капли.
Служанка пробормотала слова извинения, судорожно промокая салфеткой лужу.
— Идите уже. Я сам разолью! — отослал её граф и взялся за чайник. — Что ж за день сегодня такой? Половина прислуги слегла с простудой. А оставшаяся и вовсе безрукая, — стал причитать раздраженный мужчина, а я уже подумал, что он забыл о моём вопросе. Собрался напомнить, но граф сам вернулся к теме: — А что по поводу Адель… То она ничего не говорила. Как это ни парадоксально звучит, но моя дочь ничего не помнит.
— В смысле? Совсем? — опешил я.
— Да, совсем. Весь прошедший месяц, с момента исчезновения и до возвращения домой. Ничего… — тяжко вздохнул граф. — Собственно, по этой причине мы с вами сейчас и беседуем.
Граф взялся за металлические щипчики, кинул в свою чашку два кусочка сахара и стал тщательно перемешивать.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы переварить услышанное и понять смысл его фразы. А когда понял, чуть не подскочил на месте от радостного возбуждения.
Я увижу её. Мою Айрель.
Мог ли я надеяться на такую удачу? Вряд ли…
Но раз уж она сама пришла мне в руки, грех не использовать такой шанс. И надо-то в который раз произнести то, чего от меня ждут:
— Я мог бы осмотреть вашу дочь…
Конечно, мог бы. Могу. И… Мне стоило сразу догадаться…
Какой смысл графу вести все эти великосветские беседы и тратить на меня своё драгоценное время, если он не рассчитывает получить что-то взамен?
И так уж вышло, что наши планы совпадают.
Как же я хочу увидеть её! Услышать переливчатый голос. Почувствовать легкий запах ландышей, исходящий от нежной кожи и мягких, словно пух, волос. Коснуться руки, пусть бы и мимолетно, следуя лишь правилам этикета, но все же.
И возможно, эта встреча поможет унять сердечную муку. Или, напротив, сделает её лишь острей…
Но в любом случае, я уже встал на этот путь, и назад
