своими губами к моим.
Острый, сладкий аромат, похожий на мускатный орех, наполняет мой нос, увлажняя рот.
— Что это за… восхитительный запах?
— По берегам реки растет жасмин. Природный афродизиак.
Положив ладонь мне на затылок, он крадет еще один поцелуй, на этот раз погружая язык, чтобы углубить его. Тепло его тела проникает в мою кожу, охлаждаемое мимолетным ветерком, и я чувствую себя так уютно, прижавшись к Титусу, что могла бы заснуть здесь, в его объятиях.
Опустив голову, он проводит языком по моим соскам, и я откидываю голову назад, со стоном глядя в ночное небо.
Легкое прикосновение щетины к моей ключице оставляет дорожку из поцелуев на моем горле, его ладонь прижата к моему позвоночнику, прижимая меня к его груди. Он зарывается лицом в изгиб моей шеи, просто дыша, обнимая меня.
Я провожу пальцами по его спине, и он дрожит.
— Что такое?
— У меня никогда в жизни не было ничего, что было бы мое. Когда он поднимает голову, в его пылающем взгляде нет и следа веселья.
— Присматривать и защищать. Он проводит рукой по всей длине моих волос, его хватка становится достаточно крепкой, чтобы откинуть мою голову назад.
— То, что я чувствую к тебе, — это своего рода одержимость, которая заставляет мужчину хотеть совершать жестокие поступки. Стиснув зубы, он усиливает хватку.
— Вещи, которые делают его скорее злым, чем добрым.
— То, что делается ради любви, не может быть злом, Титус.
— Это за гранью любви. То, что я чувствую к тебе, сводит с ума и безжалостно. Проводя зубами по моему горлу, он притягивает меня ближе, прижимая мое тело к себе. Молча присваивает меня себе.
Я вспоминаю ночи, когда он держал меня в плену — с завязанными глазами и связанной — и как сильно я наслаждалась капитуляцией. Доверием. Отсутствием контроля.
Когда его язык разжигает мои желания, я жажду почувствовать это снова, но неприятное ощущение шевелится у меня внутри.
Страх.
Что, если это вызовет воспоминание? Воспоминание о том, как Ремус много раз привязывал меня к своей кровати.
Я помню слова Титуса из прошлого: страх и храбрость не являются взаимоисключающими.
Чтобы вернуть те чувства доверия к Титусу, я должна преодолеть свои страхи.
Даже если это означает, что мне будут сниться кошмары.
— Титус, — шепчу я, прежде чем его рот накрывает мой, запечатывая мое дыхание поцелуем.
— Я хочу…. Я хочу, чтобы ты связал меня. Как раньше.
Прерывая поцелуй, он отстраняется, его лицо искажается гримасой.
— Я не буду снова связывать тебя, Талия.
Не после того, как…
— Я в порядке. Было время, когда я наслаждалась этим чувством подчинения. Я хочу стереть страхи, связанные с этим, и Титус, ты единственный, кому я доверяю в этом. Я не знаю, сколько раз я должена повторять тебе это. Я в порядке, хорошо? Пожалуйста, просто доверься мне.
Его хмурое выражение становится еще глубже.
Несмотря на мой кивок, выражение его лица, глубокие борозды на лбу говорят мне, что он не так уверен.
— Пожалуйста. Мой дрожащий голос выдает не уверенность моего разума, и теперь я сама сомневаюсь в этом. Я вспоминаю времена, когда у меня дрожали руки, момент, когда охранники пытались связать меня. То, как все мое тело похолодело, а в животе зашевелилась тошнота. Я чувствую это сейчас. Как будто я хочу отступить и свернуться в тугой клубок, где никто больше не сможет ко мне прикоснуться.
Но я не буду.
Потому что в глубине души я все еще слышу, как Ремус смеется надо мной, и я отказываюсь признавать, что он отнял у меня все.
Со вздохом Титус поднимает мои руки над головой, сжимая их в своей хватке, и первый приступ паники трепещет у меня в животе.
— Если это то, что тебе нужно. Тогда я сделаю это. Для тебя.
— Так и есть. Я проглатываю сомнения, ползущие по моему позвоночнику, когда его взгляд скользит по мне, оценивая, без сомнения. Этот человек настолько проницателен, что я уверена, он может уловить малейшую дрожь в моем теле еще до того, как я сама осознаю, что она есть.
Паника из прошлого скручивается у меня в животе, и даже я чувствую, как мое тело дрожит от призрачных ощущений, которые задерживаются на периферии.
Затем он отрывает полоску от простыни и завязывает мне глаза повязкой, лишая меня уверенности в том, что это Титус.
Это Титус, эхо моих мыслей.
— Ты уверена в этом?
Проглатывая твердый комок в горле, я киваю.
Он поднимает мою ногу, оборачивая ее вокруг своей спины, и я уже чувствую силу в его теле, которая отличает его от Ремуса.
— Если это станет слишком, скажи мне остановиться, и я это сделаю. Я обещаю тебе, я это сделаю.
— Я знаю. Я доверяю тебе. Мой желудок переворачивается сам по себе, и когда он направляет свой кончик к моему входу, в моей голове звучит сигнал тревоги. Образы там вцепляются в меня, как Бешенные, желающие сожрать меня живьем, и, тяжело дыша, я обвиваю пальцами его руку, которая связывает мои запястья вместе, цепляясь за настоящее.
Титус.
Он вонзается в меня, крепко сжимая мое бедро, продвигаясь все глубже и глубже, растягивая меня с каждым крошечным толчком.
Еще один нежный ветерок обдувает меня, заставляя мои соски затвердеть, и это отвлекает, вызывая в памяти воспоминание о Ремусе, который шлепал меня по груди, смеялся над ними, называя их коровьим выменем.
Губы прикасаются к чувствительным вершинам, посасывая меня, вытаскивая из этой ужасной мысли, и при звуке стонов Титуса я переношусь назад. Сюда. Прямо сейчас. С ним.
Он обхватывает ладонями другую, уравновешивая постоянный контакт, пока лижет и сосет, входя и выходя из меня ленивыми, неторопливыми толчками.
— Я не могу отрицать, что вид тебя такой пробуждает во мне что-то яростное. Хриплый тон его голоса, насыщенный похотью, разжигает пламя, которое он разжег во мне.
Каждый раз, когда образы прошлого просачиваются в мое сознание, Титус каким-то образом прогоняет их прикосновением, своим ртом или словами.
Он двигает бедрами вперед по самую рукоятку, его зубы царапают мой сосок, и я вскрикиваю от удовольствия.
— Мне жаль, — говорит он, затаив дыхание от раскаяния.
— Я в порядке. Ты не должен обращаться со мной как с хрупкой.
— Я не хочу причинять тебе боль.
Он не может причинить мне вреда. Он не может причинить мне больше боли, чем мне уже причинили.
Я хочу боли. Я хочу снова что-то почувствовать. Мне нужно знать, что этот ублюдок не сломал меня.
— Я сказала, я в порядке. Все в порядке.
Он проводит рукой по моим влажным волосам и наклоняется своими губами к моим.
— Я знаю, что это такое, Талия. Я тоже испытывал этот гнев. Просто пообещай мне, что ты не будешь наказывать себя
