запахами, электрической энергией, которая танцует вокруг нас, угрожая наброситься на все, что встанет между нами. Вместе мы испытываем приливы и отливы, мы как приливы и отливы.
Устойчивые и динамичные.
Две силы сталкиваются в один непроницаемый щит, к которому мир больше не может прикоснуться. Мы связаны вместе судьбой и нерушимыми нитями любви. Теперь нерушимы.
С каждым сокращением его мышц я все ближе к вершине. Я вцепляюсь в него, тяжело дыша и постанывая с каждым медленным и уверенным движением его бедер, пот наших тел создает скользкое скольжение.
Солнечный свет проникает в окно рядом с нами, и я откидываю голову назад, позволяя лучам падать на мое лицо. Я позволяю ему перенести меня обратно на свет. Вернуться к себе. Когда Титус движется внутри меня, я впиваюсь пальцами в его плоть, в то время как узел в моем животе затягивается. Разинув рот, я забираюсь выше и выше, к Небесам, звук моих стонов эхом отдается в моей голове. Новый звук. Звук удовольствия и удовлетворенности. Я выгибаю спину, когда нити затягиваются глубоко внутри меня, какой-то невидимой силой втягиваясь в ребра.
Титус берет в рот один из моих сосков, посасывая меня с жадным нетерпением отчаянно жаждущего мужчины. Я выгибаюсь сильнее, навстречу ему грудью, и открываю глаза навстречу вспышке света. Из моей груди вырывается крик, долгий, гудящий звук.
Титус ругается и стонет, наваливаясь на меня сверху, загоняя меня в клетку под своим телом. Еще два толчка внутри меня, и все его тело содрогается в моих объятиях, когда он достигает кульминации, наполняя меня теплом своего семени.
Когда он падает на кровать рядом со мной, невидимый ужас охватывает удовлетворенность и блаженство, которые делают меня слабой. Тяжелый, удушающий туман оседает у меня в груди, забирая то немногое дыхание, на которое я способна, и только когда Титус притягивает меня к своему телу, я понимаю, что это такое.
Это когда я была вынуждена вернуться во тьму после того, как Ремус покончил со мной. Когда я страдала от боли и тишины, наедине со своими мыслями. Словно обусловленное, мое тело ждет, чтобы его выбросили, как бесполезное имущество.
Однако сегодня все по-другому.
Горячее дыхание касается задней части моей шеи, где Титус кладет голову, его грудь прижимается к моим лопаткам. Руки крепко обхватывают меня, и он снова проскальзывает в меня, все еще твердый, несмотря на его кульминацию, наполняя меня сильным давлением, но он не двигается. Я предполагаю, что все это должно быть для него утешением. В некотором смысле, это утешение и для меня — оставаться на такой связи, чтобы иметь его внутри себя. Здесь, в его объятиях, я чувствую себя в безопасности. Защищенная. Любимая. Он прижимает меня к себе, и я смотрю через окно на ярко-голубое небо. Передо мной открываются безграничные возможности. Будущее, которое я могу выбрать для себя.
— Я выбираю тебя, — бормочу я.
Он крепче сжимает меня в объятиях и целует в кончик уха.
— Я тоже выбираю тебя.
Темнота рассеивается, наступает ночь. Грудь расширяется и сжимается у меня за спиной, Титус мирно покоится позади меня, все еще внутри меня, все еще заключая меня в клетку в своих объятиях.
Я смотрю на кровать, на глаза, которые наблюдают за мной из угла комнаты. Сердитые глаза.
Обвиняющий взгляд. Глаза, такие же черные, как и их окружение, видны только на фоне абсолютной белой бледности его кожи.
Ремус.
Мои инстинкты подталкивают меня спрятаться под одеялами, но я не буду. Не в этот раз.
Вместо этого я извиваюсь рядом с Титусом, чьи мышцы вздрагивают от движения. Придя в себя, его руки обвиваются вокруг меня, ладонь скользит вниз к моему животу, где он прижимает меня к себе. Прижимается ко мне бедрами, возбуждает свой член внутри меня. Его мужские стоны потребности пробуждают ту часть меня, которую я никогда добровольно не отдала бы Ремусу.
Никогда.
Глаза, которые наблюдают, горят ревнивой яростью, той же ревностью, которую я видела, когда говорила о Тите во время моих пыток, и я улыбаюсь.
Иди к черту.
Глаза растворяются в темноте, и я выгибаюсь навстречу массивному телу позади меня.
— Ты голодна. Его глубокий голос грохочет у меня в ухе.
— Ты теплый. Ты как ад. Как насчет того, чтобы переместится в ванну?
— У меня есть идея получше. Титус перелезает через меня, останавливаясь для поцелуя, и приземляется на пол рядом с кроватью. Он собирает простыни вокруг моего обнаженного тела и поднимает меня на руки.
У меня вырывается вздох, и я обнимаю его, несмотря на то, что знаю, что он меня не бросит.
Через темную хижину он несет мое свернутое тело, останавливаясь, чтобы стащить медвежью шкуру из гостиной, прежде чем выйти через парадную дверь и пересечь двор. Юма гонится за нами, исследуя лес, когда мы ускользаем в ночь. Мягкий шелест деревьев сопровождает прохладный ветерок, и я благодарна за простыню, которая окутывает меня, когда она щекочет открытые участки моей кожи. Уязвимость пребывания без одежды, на открытом месте, где на нас могут напасть Рейтеры или мародеры, оставляет тугой узел внизу моего живота.
Словно почувствовав мою нервозность, Титус завладевает моими губами в поцелуе, снова посылая через меня спокойствие.
Лес выходит на поляну, где деревья расступаются, пропуская свет луны, как наше личное окно в небо. Вдалеке тихое журчание воды говорит мне, что мы недалеко от реки, к которой направляется Юма.
Клочок свежей травы щекочет мои ступни, когда он опускает меня на землю и расстилает меховой коврик на земле. Взяв меня за руку, он подводит меня к импровизированной кровати под звездами и опускается на колени
передо мной. Не сводя с меня глаз, он берет меня за бедра и притягивает ближе, целуя мой живот. Если бы не простыня, скрывающая мой шрам, я была бы унижена, но есть что-то очень захватывающее в том, чтобы наблюдать, как этот сильный мужчина относится ко мне с таким почтением. Такое восхищение. Когда я уверена, что он знает о тех порочных вещах, от которых я страдала. Может видеть уродливые синяки и шрамы, на которые даже я не могу смотреть.
Своими грубыми, и нежными руками он укладывает меня на мохнатую поверхность медвежьей шкуры, его худощавое тело бесстыдно растягивается рядом со мной, поглощая мое гораздо меньшее тело.
Опираясь на локоть, он отводит простыню от моего тела, глаза загораются восхищением, когда он медленно снимает его с меня.
— Я никогда не устану смотреть на тебя.
Я кладу руку на шрам в том месте, где Ремус ударил меня ножом, и группу желтеющих синяков, окружающих его.
— Ты мог бы.
Взгляд непоколебим, он даже не смотрит туда.
— Нет. Никогда.
Он притягивает меня к своей груди, его руки сжимают мой обнаженный зад, когда он прижимается
