— Ну мама-а-а, — заныла я, — бабуля-а, хвати-и-ит.
— Молчи, балбесина, о тебе радеем, — отмахнулись мама и бабушка, и допрос продолжился.
В этот момент открылась дверь, и в квартиру влетел папа с обрезком металлической трубы.
— Убью! — заревел он, бросаясь на Диму, просто он первый ему на глаза попался.
— Папа!
— Коля!
— Зятек!
— Охренеть, — выдохнул Рома, вжимаясь в спинку дивана.
Ардэн выразился крепче и пулей вылетел из комнаты. Я за ним. Мама повисла на папе, бабушка закрыла своим телом Рому. Рома вежливо поздоровался. Полный Армагеддон.
— Дим, — позвала я, стоя под захлопнувшейся дверью ванной. Похоже, рванул на удачу, — открой.
— Ты одна? — спросил он, и я расслышала шипящие звуки.
— Одна, открой.
Ардэн отодвинул защелку, и я просочилась в ванную. Тут же высунула наружу руку и включила свет.
— Вашу ж империю через коромысло, — выдала я, разглядывая чешуйки, проступившие на висках и скулах Ардэна.
— Переволновался, — виновато вздохнул Дима. — Меня так даже таруанцы не пытали. Твои мама и бабушка работают в спец. службах?
— Нет, — усмехнулась я. — Бабушка всю жизнь на швейной фабрике проработала, а мама диспетчером в автобусном парке вкалывает.
— А так и не скажешь, — вздохнул Дима, открыл холодную воду и ополоснул лицо.
Я подала ему полотенце, и Ардэн обтер лицо. После привлек меня к себе и уткнулся лицом в волосы, с наслаждением втягивая в себя их запах. Я чуть отодвинулась и заглянула в темнеющие глаза.
— Потерпи еще немного, — попросила я.
Дима кивнул и поймал мои губы.
— Инка, а ну, яви отцу жениха, — велел строгий отцовский голос.
— Это все не так страшно, — попробовала я успокоить Диму, и мы вышли из ванной.
Родня времени зря не теряла. Роман Андреич сидел на допросном стуле, взмокший и с шальными глазами. На Диминых губах заиграла злорадная ухмылка, но:
— О, а вот и Дима с Инной, прошу, — подскочил Грейн со стула.
— Ну… Гранин, — угрожающе ответил Ардэн.
— А давайте чай пить! — воскликнула я прежде, чем допрос пошел на второй виток.
Дамы мои оживились, папа отложил трубу и полез за настоечкой собственного изготовления. Я и мои мужчины облегченно вздохнули. Дальше знакомство перешло в мирное русло. Настоечка мальчикам понравилась, ага, а домой придется ехать теперь на метро!
— Радость, мы ж… — Дима пьяненько икнул и достал из кармана мини-регенератор, — того, упакованные. Нам все это… ме… мелочи.
— Инночка, — Рома выглядел не лучше, — все пучком.
— Сидите уже, простые русские парни, — усмехнулась я.
Домой мы в тот день так и не поехали. Дима уснул в обнимку с папой, просто у папы много настойки, и он умеет уговаривать. Рома раскинул диван вместе с ними, покачался и рухнул сверху. Мы с мамой его поправили, укладывая рядом, как смогли раздели наших мужиков, причем, Рому взялась раздевать бабушка. Смущаясь и краснея, она отчаянно косилась на крепкие мужские ягодицы.
— Хорош, — резюмировала бабуля, не удержавшись и шлепнув по этим самым ягодицам. — А что? Хоть молодость вспомню, — оправдывалась она под моим возмущенным взглядом.
Мы еще какое-то время посидели на кухне, болтая ни о чем, и разошлись по комнатам. Я к маме, бабушка к себе, квартира-то трехкомнатная. Проходя мимо гостиной, я взглянула на сладкую троицу, представила лица бравых аттарийцев утром, когда они узреют, с кем провели эту ночь, и прикрыла рот рукой, чтобы громко не рассмеяться. Сюрприз будет…
Сюрприз вышел на славу. Рассказываю. Я плавала в нирване сладкого сна, где мерила свадебное платье своей мечты, когда утреннюю тишину разорвал надрывный мужской крик:
— Насилуют!
Мы с мамой одновременно подскочили на кровати. За дверью раздался быстрое шлеп-шлеп-шлеп, это побежала бабушка, мы с мамой рванули следом. Мама, как борец за нравственность, умудрилась на ходу упаковать в халат себя, следом укутать меня, и мы влетели в гостиную, да так и застыли, рассматривая картину маслом.
На полу сидел Рома с огромными, больше, чем обычно, испуганными глазами. Дима стоял на диване, отчаянно вжимаясь в стену, а посреди дивана сидел мой папа, подтянув к груди колени и прикрываясь одеялом до глаз, сейчас мало уступавших в размере Ромкиным. Рядом с диваном стояла бабушка, пребывавшая в эстетическом экстазе. Она переводила взгляд с Ромы на Диму, хваталась за грудь, но валидолу не требовала. Напротив, глазки бабули сияли, щечки порозовели, и с губ срывалось:
— Мать моя женщина-а-а…
— Инка, ты кого в дом привела?! — вознегодовал отец, высовывая нос из-под одеяла. Взглянул на Диму, попытавшегося сойти с дивана, и снова спрятался. Дима опять вжался в стену. — Они меня… — папа понизил голос, — лапали!
— Так не специально же, — отозвался с пола Рома, Дима жарко закивал и беспомощно посмотрел на меня.
— Молчи, Колька, — подала голос бабуля, — пень ты корявый. Если бы ко мне такие пристали, я бы померла счастливой.
— Мама! — возмутился папа.
— Молчи, зятек. — Бабушка снова посмотрела на Рому, потом на Диму, опять на Рому. — Инка, дура, обоих брать надо было. Это ж красотища-то какая, прости Господи, чистый экстаз.
— Мама, чему ты учишь нашу дочь? — подала голос мама, кстати, тоже с интересом разглядывающая моих мужиков.
— Элка, дуреха, чтоб ты понимала. Счастье такое отдавать кому-то. Синеглазенький, тебе внучка моя нравится? — ласково спросила бабуля у Ромы, застенчиво поглаживая его по плечу.
Ответить Рома не успел, потому что папа сказал свое хозяйское слово:
— Всем молчать! — гаркнул он. Оценил габариты и рельефы аттарийцев и закутался в одеяло на манер римской тоги. — Мама, цыц! Нечего мне тут блуд разводить. Недоразумение прощаю, но один раз, потом буду руки ломать. Ферштейн?
— Так точно, — кивнул Рома.
— Батя, — Димка вдарил кулачищем в широкую грудь, — бес попутал! Больше никогда, — и он мотнул головой, ударился затылком о стену и зашипел.
— Иди, подую, сладенький, — тут же очнулась бабушка, намертво вцепившись в Ромино плечо.
— Эл, уводи маму. И пустырника ей, а лучше лимонов, больно лицо счастливое, — велел папа.
Мама тут же оторвала бабушку от Грейна, папа гордо удалился в свою комнату, а я… я заржала. Представить произошедшее было легко. У моих мужиков желание прижаться ко мне уже на уровне рефлексов. Они глаз не успевают открыть, а грабли тянут. Если один успел урвать мое тельце, второй тянет на себя ноги, еще и поглаживать начинают.
— Кому папины ноги достались? — похрюкивая от смеха, сдавленно простонала я.
