— Не трогай маму, Стася, — процедил он яростно. — Не лезь к ней, не копайся в этом. И пса своего на цепь посади. Всех псов, — низко и грубо, совершенно чужим теперь голосом. Совершенно не похожим на привычный мальчишеский, немного ломающийся.
— Я не…
— Не трогай, — прорычал он снова. — Ты и так забрала у нее все. Меня, себя, все! Не трогай ее, не приближайся, не звони, не пиши. Даже не думай об этом! — он поднялся резко и совершенно бесшумно, не скрипнули ножки стула, не было шороха одежды. Просто через миг Димка уже стоял на ногах возле стола, сжимал руки в кулаки. Прожигал меня полным ненависти взглядом.
— Кто-то… — я хотела объяснить, рассказать, но снова не успела.
— Это не она! Ты знаешь, что это не она, Стася. Она никогда не причинила бы тебе зла, и об этом ты тоже знаешь!
— Дым, твоя мама может рассказать…
— Она ничего не может, Стася! Ничего тебе не должна! Хватит над ней издеваться, прекрати, — он подошел еще на шаг. Маленький, крошечный шаг. И я была готова закричать в голос. Перебудить весь дом, разбудить Игоря, что угодно сделать, чтобы это прекратилось.
Я не хотела, чтобы Димка подходил ближе, не хотела на него больше смотреть, говорить с ним. Потому что это был не мой Дым, кто угодно, только не мой Дым. Лицо стало совсем бледным, прозрачным, чуть ли не светилось. Вытянулось так сильно, как будто нижнюю челюсть больше ничего не держало, скулы полностью ввалились внутрь, синяки под глазами стали еще темнее, а рот казался черным провалом. Взгляд полыхал такой яростью, что от нее становилось физически больно. Дико и заполошно трепыхалось в груди сердце.
— Она не выберется, если ты опять появишься в ее жизни. Не сможет, она не такая, как ты и твоя мать. Не трогай ее, Стася!
— Дым… — я разжала сведенные пальцы, протянула руку к раковине, следя за незнакомцем.
Его грудная клетка тоже ввалилась и пиджак неестественно повис на плечах, как будто друг стал на несколько размеров больше. Тонкая-тонкая кожа на шее, и синюшные вены сеткой, капилляры.
Пальцы наконец-то нащупали искомое. Там, на раковине, лежал нож. Тонкий нож для сыра, нож, который вымыл и оставил Гор.
Металлическое лезвие тонко чиркнуло по камню, сталь обожгла ладонь холодом.
— Пообещай мне! — выплюнул мальчишка все тем же низким, скрипучим голосом, сделал еще шаг, подобрался, натянулся, оскалился, показывая почему-то желтые зубы. — Пообещай!
— Я…
— Обещай, Стася! — еще громче, еще злее. Звук его голоса — низкий, странно гулкий и звенящий одновременно — щелкнул хлыстом по нервам, вскрыл нервы. Так больно, что я все-таки застонала, прикрывая на миг глаза.
— Обещай, — прогудело низко, совсем рядом. Дим сделал ко мне следующий шаг. Подкрадывался, подбирался, как хищник, скрючились длинные пальцы, превращаясь в птичьи когти. — Обещай!
Его лицо исказилось еще сильнее, менялась, удлиняясь, каждая его черточка.
Так сильно хотелось проснуться, так отчаянно…
Синяки стали почти черными, нижняя челюсть теперь касалась ключиц, а волосы, еще секунду назад гладкие и блестящие, начали седеть и осыпаться на пол.
Я успела лишь глотнуть воздуха. Едва-едва отвести руку, а Димка уже бросился ко мне, на меня, целясь в горло, повторяя и повторяя это хриплое, резкое «обещай».
Крик все-таки вырвался наружу. Придушенный и жалкий. Я закрыла голову рукой, вторую с ножом выставила вперед, сжалась, защищаясь от Дыма, прячась от него впервые в жизни. Я ненавидела себя за это. И боялась.
Ждала удара, толчка, горячечного шепота, ледяного дыхания на лице.
Но прошло несколько секунд, потом еще пару, но так ничего и не произошло.
Я опустила руку, всматриваясь в темноту, выпрямилась, а в следующее мгновение по глазам ударил свет. Настолько яркий, что стало больно.
Я крутанулась волчком, снова замахиваясь, и застыла, руку зажало в чужой хватке.
— Слава…
Напротив стоял Гор, сжимал мое запястье, тонкое лезвие сверкало в миллиметре от его горла. Воздух из груди вырвался с шипением, так и не сорвавшись в крик. Меня качнуло, и я разжала пальцы, нож со стуком упал на пол.
— Слав? — снова позвал Ястреб.
Я моргнула. Еще раз и еще. Обернулась.
Дыма на кухне не было, не было его куртки на стуле. Никаких следов. Только нож у ног, вымытый мной стакан на раковине и открытое на проветривание окно.
Глава 18
Игорь Ястребов
Славка медленно повернула ко мне голову, длинно и, казалось, с облегчением выдохнула, не торопясь что-либо объяснять, уставилась куда-то в район шеи. Нервно подрагивали тонкие ноздри, как будто она старалась отдышаться.
— Слав…
— Ты напугал меня, — пробормотала Воронова немного отрешенно, не давая закончить. — Очень сильно напугал. Прости, — добавила и наклонилась за валяющимся на полу ножом, пряча взгляд. Прошла к одному из шкафов, забросила почти не глядя свое «оружие». Но поворачиваться ко мне после этого почему-то не спешила. И движения, обычно спокойные и плавные, очень сексуальные, сейчас были чуть ли не суматошными и суетливыми, по большому счету бессмысленными. Она теребила край футболки, в которой спала, поправила солонку на столешнице, коснулась собственных волос, сжала ручку шкафа, опять вернулась к футболке.
Я с места не двигался. Стоял в проеме и следил за ней, за этими судорожными действиями, за напряженной фигурой. Быстро оглядел кухню, в поисках хоть какого-то намека, разумного объяснения.
Окно открыто и холод собачий, а еще шторы почему-то опущены, хотя готов был поклясться, что, когда мы уходили отсюда после ужина, все было совершенно наоборот. Так же как был уверен в том, что еще несколько мгновений назад Славка с кем-то говорила. Говорила, пока я не пришел. По крайней мере, ее голос был слышен отчетливо в мягкой тишине полутемной квартиры.
— Ты с кем-то разговаривала, Слав? Кто-то звонил?
— С Энджи, — повернулась Воронова все-таки от столешницы, но в глаза смотреть упорно отказывалась, сверлила взглядом монитор над столом и хмурилась, как будто ничего не произошло, как будто не было сейчас ничего более важного, чем заставка ИИ, переливающаяся оттенками красного. — Она не отвечает, кстати.
Я перевел взгляд на монитор, ткнул пальцем в трекер, снова посмотрел на Лаву, сжав на миг челюсть и стараясь выровнять собственное дыхание.
Ничего. Ноль. Воронова продолжала меня игнорировать, не собиралась больше что-либо объяснять.
Ладно. Хорошо.
— Энджи, который час? — спросил машину, вскидывая бровь и скрещивая руки на груди.
— Без пятнадцати четыре, князь Игорь, — тут же отозвалась помощница. Славка заметно дернулась от звука голоса ИИ, уставилась себе куда-то под ноги, кривясь.
— Мне она не отвечала, — повела Лава плечами. — С утра проверю, что там и как, — добавила тише и, поколебавшись несколько секунд, сделала ко мне неуверенный шаг, взяла за руку. — Пойдем спать, ладно? — спросила так же тихо, но более уверенно, все еще избегая взгляда.
Врала.
Не хотела отвечать на вопросы, не хотела ничего объяснять. Только ледяные, подрагивающие пальцы в моей ладони и напряженная линия плеч. Она проскользнула мимо, заставляя немного сдвинуться, настойчиво потянула за руку.
— Энджи, выключи свет и закрой окно, — бросил я прежде, чем последовать за Вороновой. ИИ противиться не стала, выполнила требуемое и снова ушла в спящий режим.
А меня совершенно не устраивало упорное Славкино молчание, поведение настораживало: понятно, что день сегодня выдался непростым, понятно, что в последнее время вообще все непросто, что анон знатно дергает за нервы, что в Иннотек одно за другим всплывает дерьмо, но… Но за нож Воронову это все вряд ли бы заставило схватиться. И напугал ее явно не я. Что-то случилось на долбаной кухне, что-то, что напугало ее настолько, что Славка воткнула бы мне лезвие в щеку, будь мои реакции немного хуже.
И пальцы эти ледяные. Почти обжигают холодом.
