К Ивану подскочила Регина, схватила за руку и потащила в центр зала к микрофону.
— Все уже высказались, а ты все со своими бывшими любовницами женихаешься, — прошипела она несколько раздраженно и даже ревниво, — протокол мне нарушаешь. Друзья! — произнесла она торжественно уже в микрофон, — позвольте вам представить талантливого художника Ивана Лёвочкина. — Раздались аплодисменты. — Иван пришел в живопись совсем недавно, уже в зрелом возрасте. Он совершил настоящий подвиг — бросил бизнес ради искусства. Думаю, почему он это сделал, Иван расскажет сам.
— Добрый вечер! — Иван обаятельно улыбнулся. — Вот когда сейчас Регина говорила, что я ушел из бизнеса ради живописи, я знаю, что подумало большинство из вас. — Он выдержал паузу. — «Дурак! Иван — дурак!». Так ведь вы подумали? — смех в зале. — Я, признаться, и сам так иногда думаю. Точно нужно быть круглым дураком, чтобы отказаться от карьеры, от денег, от высокого положения в обществе, от статуса ради каких-то там художеств. Ради забавы для детей и пенсионеров. Это я раньше так думал про живопись. Да, вот так — забава для пенсионеров и детей. Не более того. А потом настал такой момент, когда деньги, карьера, статус показались такими пустяками, такой мелочью по сравнению вот с этим. — Он обвел рукой полотна на стенах. — Настал такой момент, что казалось, если прямо сейчас я не возьму в руки кисти и краски и не начну писать, я просто погибну! Умру! Перестану существовать! И что мне оставалось делать? Только рисовать. Спасибо маме и Александру Васильевичу за то, что в свое время подсунули мне краски и усадили писать натюрморт. В детстве я мечтал стать художником. Но много ли найдется людей, которые стали тем, кем хотели? Хотя нет, знаю таких. Вот Мари Арно, с которой мы вместе учились в художественной школе в маленьком городке, мечтала стать только художником. И стала. — Зал зааплодировал. — А я предал свою детскую мечту. Разменял ее на деньги. Но вы знаете, никогда ведь не поздно к ней вернуться, если вы, разумеется, не собирались стать космонавтом. Тут уж, пожалуй, без шансов. — Смех в зале. — Ведь именно в детстве человек точно знает, чего он хочет. Его сознание еще не замутнено условностями, обстоятельствами, опытом, знанием законов жизни, разочарованиями, даже на пожелания родителей ему пока еще плевать. Он ведь уверен, что сможет преодолеть все препятствия. Поэтому он хочет того, чего действительно хочет. А потом человек может свернуть со своего пути, но он ведь может на него и вернуться. Я вот вернулся. И вернулся, как мне кажется, вовремя. Ибо только сейчас, когда я уже многое испытал, многое повидал, я могу о чем-то сказать людям. Когда я писал эти полотна, я был по-настоящему счастлив. Даже не знаю, когда я был больше счастлив, когда заработал свой первый миллион или когда написал свою первую картину. Мне кажется, что когда написал картину… Это портреты женщин, которых я любил. — Иван кивнул на полотна. — Все они сыграли большую роль в моей жизни, и каждая чему-то меня научила. — Произнося эти слова, он старался не смотреть вокруг, но чувствовал себя будто под перекрестным огнем взглядов этих женщин. И действительно, каждая из них сейчас стояла рядом со своим мужчиной, но смотрела на теперь уже чужого для них мужчину в центре зала. Смотрели с любовью, с сожалением, с раскаянием, ведь каждая из них в свое время предала его, отказалась понять, вычеркнула из жизни, променяла на свою гордыню или другого мужчину. Смотрели эти женщины и друг на друга — с еще неизжитой злостью, с ревностью, с ненавистью. И каждая винила другую, не себя, в несчастливости Ивана. В том, что он стоит сейчас красивый, успешный, богатый, но совершенно одинокий. Всем помог, а сам совсем один, как перст. Иван откашлялся. — И сейчас я хочу сделать для них небольшие подарки — это их портреты. Дорогие мои девушки, как только закончится выставка, а идти она будет, если не ошибаюсь, что-то около месяца, вы можете забрать свои портреты на долгую добрую память. У меня все. Спасибо за внимание.
Зал разразился бурными аплодисментами, а Регина так и застыла с округлившимися от возмущения глазами:
— Что значит — подарки? — накинулась она на Ивана. — Мы их продать могли! Тут уже многие интересовались этими портретами! Вон тот господин, — она показала на Анатоля, — за портрет брюнетки хоть десять штук евро готов был отвалить.
— Обойдется, ему оригинал достался, — проворчал Иван. — Региночка, вам, видимо, еще только предстоит понять, что деньги не главное в жизни. Я писал эти портреты не для продажи, а именно для того, чтобы подарить.
— Иван, ты самый странный мой клиент. Ладно, будем надеяться, что остальные твои картины раскупят. Хотя после твоей трогательной речи пусть только попробуют ничего не купить.
К Ивану подходили знакомые и незнакомые люди, восхищались, поздравляли, благодарили за доставленное удовольствие. Одна экзальтированная дамочка даже заявила, что благодаря творчеству, а особенно словам Ивана, решила круто изменить свою жизнь и осуществить свою детскую мечту — стать клоунессой и выступать на детских праздниках.
— Слышь, Вань, — Анатоль выглядел смущенным и пьяным, то ли от любви, то ли от неумеренного потребления шампанского, — Лизонька — твоя бывшая, да? — Иван кивнул. — Понимаешь, Вань, влюбился я в нее. Как мальчонка какой желторотый. Ты… Ты ведь не будешь возражать, если мы с ней… Ну ты понимаешь… Лизонька такой ангел. Истинный ангел.
— Благословляю, — рассмеялся Иван. — Будьте счастливы, дети мои!
— Без обид?
— Без обид. И без ревности. Я рад, что Лиза попала в добрые руки. Ты уж веди себя с ней хорошо. Она не телка какая-нибудь, а тонкое ранимое существо.
— Постараюсь. — Анатоль помолчал, будто собираясь с мыслями, а потом сказал, — Вань, ты это, если не хочешь, не возвращайся пока на работу, трудись в прежнем режиме, как сейчас. Мне, конечно, очень тебя не хватает, и компании тоже, но ты рисуй, рисуй, у тебя хорошо получается. Я вон ту картинку уже прикупил. — Анатолий Владимирович показал на полотно большого формата, изображающее тихий московский переулок, залитый дождем, по которому шла одинокая женщина с синим зонтом. Это Иван тогда воображал, что где-то под дождем идет Аня и вспоминает о нем, об Иване. Такая светлая, очищающая грусть исходила от этой картины, что невольно вызывала печальную улыбку и воспоминания о своих любимых, которых мы потеряли из-за какого-нибудь, казалось бы, незначительного пустяка. Хотелось их вернуть. Ивану тут же стало жалко картину — будто ребенка своего в чужую семью отдаешь. Но он справился с этим своим порывом — произведение искусства невозможно посадить под замок, оно должно украшать собой жизнь людей.
