Он не успокоился бы, даже если бы Гален ворвался в комнату и приставил к его голове пистолет.
Эта женщина восхищала его, будоражила его, восхищала его, заставляла его злится…
принедлежала ему.
А он принадлежал ей.
Он хотел растворится в ней, чтоб она никогда о нем не забывала.
Он хотел стереть себя из ее памяти, чтобв она никогда о нем не вспоминала.
Он не хотел что бы, она страдала после того как они растанутся.
Он хотел чтоб она встретила кого-то другого, и в тот же момент желал убить того кто к ней прикоснется.
Но больше всего он хотел чтоб она была счастлива.
Улыбалась.
Радовалась.
Веселилась.
Да.
И это он собаирался подарить ей сегодня.
Счастье.
— Я никогда не рассказывал тебе как плохо быть пенисом? — спросил он, замедляя свое движение.
Она моргнула и открыла глаза.
По прежнему в ее небесно-голубых глазах светилась страсть, но теперь к ней добавилась малая толика смущения.
— Ч-что?
Парис за долгие годы рассказал ему много шуток, но он вспомнил только одну.
И он ни как не мог выбросить ее из головы.
— Почему плохо быть пенисом.
Находясь в ней, он задвигал бедрами, доставая до прежде недоступных глубин.
Восторженный стон сорвался с ее губ.
— Нет.
Нет, но сейчас это неимеет никакого значения, я хочу чтоб ты…
— Пенисом быть плохо, потому что у тебя дырка в голове.
Ее губы дрогнули и она вцепилась в него.
— Я как то об этом никогда не думала.
— Ну, а еще хуже.
Ваш хозяин постоянно вас душит.
Поддергивание стало напоминать улыбку.
Она обняла коленями его бедра, и она закусила нижнюю губу.
— Что еще?
— Ты уменьшаешься от холодной воды.
Она подавила смешок.
— И ты вынужден постоянно торчать между двумя орехами.
Смешок превратился в полноценный смех.
Боги, как ему нравится звук ее смеха.
Он был чистый и волшебный, струился над ним как ласка, как десерт для его ушей.
Рядом с ней он чувствовал себя царем.
— Зато твой пенис может болтаться во мне в когда захочет.
Теперь он усмехнулся.
Он хотел.
Ах, как же он этого хотел.
— Малышка, сладкая малышка, сказал он.
— Моя малышка.
Наша.
Привыкай делиться.
Он покрутил бедрами, и она снова закрыла глаза и застонала.
Она крепко его обняла, прижалась своей грудью к его груди и двигалась на встречу ему.
Самообладание покинуло его, он нуждался в завершении процесса.
Да, Да, так хорошо.
Ее влажное, теплое и шелковистое тело сжималось вокруг него.
Все быстрее и быстрее он двигался в ней, не в состоянии замедлится, не в состоянии растягивать удовольствие.
Он слышал ее протест.
Если бы он излил свое семя в нее
Если бы он пометил ее как того желал.
Вскоре она забилась под ним.
Вскоре она снова и снова произносила его имя.
Она была всем что он видел, всем что он слышал, всем что он обонял, и он желал чтоб это длилось вечно.
Но чем яростнее он вбивался в нее, тем ближе был к завершению.
Его мышцы напряглись, кровь в венах закипела, сжигая его, разрушая его самообладание.
Ничего другого не нужно.
Это было все.
Все чем он живет.
Все чего жаждет его демон.
— Я люблю тебя, — прокричал он падая в пропасть.
В этот момент она достигла оргазма, ее тело плотно охватило его член, а руки подобно гвоздям спились в его спину.
Она потянулась к его шее, и укусила его.
Может быть даже пошла кровь.
Он не знал, ему было все равно.
Он осознавал только то, что его тело продолжает двигаться в ней, пока она билась и сжималась от полученного оргазма, его демон замурлыкал как котенок, тоже забыв обо всем.
И только когда Оливия закончила содрогаться, у него перехватило дыхание, он рухнул на нее и откатился в сторону.
Сразу же она прижалась к нему, и несколько минут они провели в полном молчании.
Никогда у него не было такого интенсивного и такого мощного оргазма.
Он хотел обладать ею, но он был единственным, кто не мог это сделать.
Она была везде, над ним, внутри него, всем ним.
В каждом его вздохе.
С ней он был спокоен, демон был спокоен, а жизнь была лучше чем они когда-либо мечтали.
— Это было…
это было…
Она удовлетворенно вздохнула.
Одним пальчиком она скользила по его груди, где ощущалось биение его сердца.
— Ошеломляюще, сказал он.
— Ты удивительная.
— Спасибо.
Ты тоже.
Но…
но…
ты действительно имеешь в виду, то что сказал?
Осторожно.
Если он скажет ей правду, она может решит остаться хотя он должен будет переспать с Легион, не смотря на то что его конец близок, и тогда она станет свидетельницей его предательства и его смерти.
Обрекая ее на жизнь без него если… когда… предсказание Даники сбудется.
— Да, сказал он, проклиная себя за это.
Тем не менее, ей придется уйти.
Она заслуживала правду.
Для него она была больше чем девочка для секса.
Она была для него больше, чем никто.
— Я люблю тебя.
— О, Аэрон.
Я люблю…
— Не говори ни сдова, Оливия, прорычал мужской голос из глубины комнаты.
Он преграда, прорычал в ярости гнев.
Аэрон замер, когда в его руке оказался нож спрятанный в глубине тумбочки.
Он напрягся когда заметил Лисандра, его золотые крылья были расправлены, белые одежды переливались в лунном свете.
Глаза мужчины сузились от гнева.
Кто лишит меня головы? спросил он у Страйдера.
Лисандр.
Я думаю.
— Лисандр, выдохнула Оливия, удерживая на груди простынь.
— Что ты здесь делаешь?
— Молчать, — скомандовал он.
— Не разговаривай с ней таким тоном.
Аэрон встал, натянул на себя штаны и сказал:
— Скажи нам чего ты хочешь и проваливай.
Не говори что ты здесь по той причине о которой я подумал.
Я еще не готов.
Лисандр посмотрел ему в глаза и произнес слова которые Аэрон боялся услышать.
— Мне нужна твоя голова.
И я не уйду пока не получу ее.
Наконец-то, Легион нашла Галена.
Он находился в сомнительном пабе в Лондоне.
Она переносилась во всевозможные места, из Буды в Бельгию, затем Голандию, и вот теперь в Лондон.
Трус переместился сюда и теперь спрятавшись в темном углу пил виски.
Она почувствовала запах амброзии, которую он уже употреблял; она узнала этот сладкий аромат, потому что Парис всегда пах так, и она знала, что Гален очень скоро будет пьян.
