К счастью, у него всегда имелся в запасе флакончик пенициллина и аптечка первой помощи при порезах и царапинах. Он был чувствителен к любым ранениям и мог истечь кровью, как при гемофилии. А если он был слаб, то мог подцепить инфекцию. Она не смогла бы его убить, просто замедлила бы восстановление.
Алек туго перебинтовал Тане ребра. С левой стороны было сломано два ребра. Завтра ей будет тяжело передвигаться по дому. После этого он ощупал ее плечи и заскрежетал зубами.
Танины трудности еще не остались позади. Алеку предстояло вправить ее вывихнутое плечо. И если извлечение того осколка было не сильно болезненным, то вправление плеча будет таковым.
Алек разорвал свою белую блузу с пышными рукавами, воланами и шнуровкой на груди — она пропиталась ее кровью — и осторожно приподнял верхнюю часть Таниного тела над кроватью. Он сел позади нее так, чтобы она опиралась о него. Ощущения невозможно было передать словами. Он закрыл на это глаза. Сейчас ему нужно было сосредоточиться на плече.
— Прости меня еще раз, любимая. За это, — произнес он, придерживая ее за талию, когда резко дернул ее правое плечо. Он расслышал приглушенный щелчок, и плечо встало на место. — Будет чертовски больно.
Резкая боль, в десятки раз сильнее, чем у нее, эхом разлилась по всему его телу от плеча, вторя ее боли. Алек с трудом сглотнул, его защитный механизм сигнализировал, чтобы он остановился.
Таня жалобно застонала. Алек начал ее укачивать, словно она была новорожденным, нуждающимся в утешении. Для него это было таким же утешением, как и для нее.
— Успокойся, не плачь. Я не делаю этого для всех, только для особенных людей, — успокаивал он.
Танины губы зашевелились, и Алек громко спросил, заставляя ее повторить:
— Что ты сказала, любимая?
— Спасибо, — прошептала она, и по ее щеке скатилась слеза.
Он с трудом сглотнул.
— Не стоит благодарности, любимая.
Простыни были заляпаны кровью. Эти пятна никогда не выведешь. Алек закрыл глаза и сосредоточился на Танином израненном теле. Воздух вокруг нее замерцал: ее тело медленно поднялось над кроватью. Ментально удерживая ее в воздухе, он выдернул из-под нее окровавленную простынь. Застелив матрас свежим бельем, он тут же опустил Таню вниз.
Алек пошатнулся, едва не упав на нее. Выброс ментальной энергии на ее левитацию над постелью вымотал его. Голова начала пульсировать. Ощущения, равносильные человеческой головной боли.
Он накрыл Таню простыней и стеганым одеялом. Вскоре у нее начнется озноб, а этих покрывал не хватит, чтобы согреть ее. Только Алек собрался забраться в постель, чтобы согреть Таню, как безошибочно почувствовал чье-то присутствие. Дверь распахнулась без стука.
Алек взглянул в лицо любопытного соседа.
— Иона, будь добра, закрой дверь.
Мускатно-карие глаза Ионы вызывающе сверкнули.
— Кто это?
Алек встал с постели и быстро подошел к открытой двери. Иона попятилась, позволив ему выйти из комнаты.
— В чем дело, Иона?
— Эта та, про кого я думаю?
— Да.
В прошлом Иона и Констанс-Таня были враждебно настроены друг против друга. И Алек знал, что эта проблема может опять возникнуть из-за появления в его жизни Тани.
Иона наклонилась к нему и принюхалась. Она задрожала, а ее глаза оживленно забегали в предвкушении.
— Я чувствую запах крови, и он исходит из этой комнаты. — Ее глаза покраснели, губы растянулись в зловещей улыбке. — Она ранена?
— Ты не должна воспринимать ее как еду.
— А почему бы и нет?
— Контролируй свою кровожадность, Иона, или я сделаю это за тебя, — произнес он вкрадчивым, предостерегающим полушепотом.
В Ионе все: от жестких белокурых волос до тонких, подобно карандашам, ног — отличалось холодной, какой-то угловатой красотой. Ее язвительность и резкость ранила не хуже острых граней алмаза. В ней не было ничего мягкого и располагающего. За ее открытой ангельской наружностью скрывалось нечто более коварное, что он не мог выразить словами. Алек на минуту задался вопросом: а не будет ли Таня здесь в опасности? Но Иона знала свое место. По крайней мере, он надеялся на это. Его терпению приходил конец.
Она надулась, как маленькая девочка, у которой Алек забрал воздушный шарик.
— Почему ты принес ее сюда?
Алек потер лоб.
— Она ранена и нуждается в моей помощи. Может, я принес ее сюда, чтобы проверить твою искренность? Или, может, я принес ее сюда осознанно, желая привнести разнообразие в свой дом? Выбери любой из двух вариантов, и получишь приз.
Он видел, как ее глаза становятся расплавленным огнем. Может, она не такая твердолобая, как он о ней думает. Прошло десять лет, довольно долгий срок, и пора бы ей выкинуть из головы воспоминания о былом.
— Мне нужна кровь, Алек, — упорствовала она.
— Спустись вниз, проверь холодильник. Ты найдешь там все, что тебе нужно.
Она вздернула подбородок.
— Надеюсь, в этом столетии Констанс сможет позаботиться о себе?
— Два столетия назад она пыталась стать твоим другом, и все это время ты была…
Иона не дала ему возможности закончить оскорбления:
— Не произноси этого.
— Тогда оставь нас в покое теперь, и, возможно, только возможно, мы с тобой сможем быть вежливыми друг с другом завтрашней ночью, — заявил он.
Иона взмахнула волосами, подстриженными под каре, и, одарив его испепеляющим взглядом, ушла.
Алек вернулся к Тане и внушил ей проспать весь день, а ночью пробудиться. Он не будет спать и позаботится о ней, не дав ей почувствовать себя одинокой. Он хотел быть единственным, кого она увидит, когда проснется. Он забрался на кровать и осторожно, не прижимаясь к ранам, обнял Таню. Она задрожала от озноба, а Алек принялся нашептывать ей на ухо слова утешения. Он знал, что она его слышит.
* * *
Таня отчаянно пыталась прийти в себя, цепляясь за остатки сознания и проваливаясь в беспамятство. Ее голова металась взад и вперед, пока она пыталась очнуться. Она уже почти проснулась. Она начала что-то слышать. Она не могла разобрать что, но это был шум, — значит, она все-таки не умерла.
Голова продолжала метаться из стороны в сторону. Таня начала бредить.
Она спрашивала у себя, в какой больнице находится. Спрашивала, где Лидия. И пыталась вспомнить, что случилось, но неожиданно почувствовала обжигающе-колкую, ноющую боль во всем теле.
Каждая клеточка ее тела болела и пульсировала.
Она попыталась двинуть конечностями. Единственная часть тела, которой она могла уверенно пошевелить, — это ее большой палец на правой ноге. Тут Таня вспомнила.
