Не было никакого смысла пытаться сдать экзамен. Я могла думать лишь о девушке на видео, о её теле, свисающем с капота и о черной петле на её безжизненной шее. Дин не объяснил, что именно в том видео убедило его в том, что Н.О. подражал преступлениям его отца.
Связанные ноги и руки жертвы?
Её тело, свисающее с машины?
Всё это могло оказаться совпадением. Но слова Дина звучали так уверенно, а он ведь поверил мне, когда я предлагала настолько же сумасшедшую теорию. Даже чуть более сумасшедшую.
— Ты думаешь о прошлом лете, — Майкл нарушил тишину, обращаясь ко мне. — Всё твое тело ссутулилось от желания удержать это в себе.
— Вы не считаете это странным? — спросила я, переводя взгляд с Майкла на других. — Шесть недель назад, Лок сымитировала убийство моей матери, а теперь кто-то подражает отцу Дина?
— Срочные новости, Кэсси, — Лия встала, её глаза сверкали. — Возможно, ты и не догадывалась об этом, но не весь мир вращается вокруг тебя, — меня ошеломил яд в её голосе. Возможно, мы с Лией не были лучшими подругами — совершенно точно не были — но обычно она не смотрела на меня, словно на врага.
— Лия…
— Это. Тебя. Не. Касается, — она развернулась на каблуках и зашагала к двери. На полпути она остановилась и обернулась, сверля меня взглядом. — Думаешь, ты имеешь хоть малейшее понятие о том, как всё это влияет на Дина? Думаешь, ты имеешь к этому отношение? Ты ничего не знаешь о том, через что он проходит. Ничегошеньки.
— Ты сердишься не на Кэсси, Лия, — перебил её Майкл. — Ты сердишься на ситуацию и на то, что Дин сейчас где-то там, пытается справиться с этим в одиночку.
— Пошел ты, Майкл, — выплюнула Лия. Она позволила эти словам зависнуть в воздухе, а затем ушла. Несколько секунд спустя, я услышала, как входная дверь распахнулась и захлопнулась. Слоан, Майкл и я уставились друг на друга, в комнате повисла ошеломленная тишина.
— Может, я и ошибся, — наконец заговорил Майкл. — Может, она сердилась не только на ситуацию.
Майкл мог в точности определить, какие эмоции испытывал человек. Он мог обнаружить разницу между раздражением, кипящей яростью и реакцией «бей или беги». Но причины эмоций… Они оказывались где-то посередине между его способностями и моими. Вещи, имеющие значение для людей, вещи, определяющие их — эта область принадлежала мне.
— Лия знает Дина дольше, чем любой из нас, — сказала я, размышляя о ситуации и вовлеченных в неё личностях. — Неважно, сколько людей поселится в этом доме, Лия всегда будет считать их союзниками. Но вот Дин…
— Сам себе союзник, — закончил за меня Майкл. — Он у нас мистер Одинокий Волк.
Когда дела шли плохо, Дин возводил вокруг себя стены, чтобы оттолкнуть людей подальше. Но я ещё никогда не видела, чтобы он отталкивал Лию. Она была его семьей. А на этот раз, он оставил её снаружи — как и всех нас.
— Дину нравится Кэсси, — сообщила Слоан, не обращая внимания на то, что момент был не самым подходящим для обсуждения любой симпатии, которую Дин мог испытывать ко мне. Майкл, настоящий мастер скрывать эмоции, никак не отреагировал на её слова. — Лия знает, что Дину нравится Кэсси. Не думаю, что это её заботит. Я думаю, она считает это забавным. Но сейчас это… не забавно.
Пусть познания Слоан в психологии оставляли желать лучшего, но в её словах я увидела зерно правды. Лия не интересовалась Дином в романтическом смысле. Однако это вовсе не значило, что ей понравилось, что, посвящая нас в ситуацию, он отвечал на мои вопросы. Именно мне удалось достучаться до него. И Лие это не понравилось. Он должен был положиться на неё, не на меня. Затем я преумножила свои грехи, подчеркивая схожесть — а ведь схожесть была — между ситуацией Дина и тем, что я пережила благодаря Лок.
— Я вовсе не хотела сказать, что в точности понимаю его чувства, — казалось бы, я должна была оправдаться, даже несмотря на то, что Слоан и Майкл не ждали от меня объяснений. — Я просто хотела сказать, что приключился жутчайший поворот судьбы — мы все приехали сюда, чтобы разбираться с «закрытыми» делами, но «открытые» дела Бриггса всё никак не отпускают нас, — я перевела взгляд с Майкла на Слоан. — Серьезно, каковы шансы на подобное?
Слоан сжала губы.
— Хочешь рассказать, каковы шансы, да? — спросил у неё Майкл.
— Здесь всё не так просто, — Слоан покачала головой и отбросила с лица светлые волосы. — Мы ведь столкнулись не с отдельными переменными. Дин стал частью программы, потому что он понимает убийц — а всё потому, что его отец был убийцей, — со стороны жестикуляция Слоан походила на безрезультатные попытки ухватиться за что-то невидимое. — Всё это связанно. Наши семьи. Произошедшее с нами. Наши способности.
Я взглянула на Майкла. Он не поднял взгляда в мою сторону.
— Мы стали «естественными» не только лишь потому, что родились с невероятными способностями. Мы оттачивали их. Всю свою жизнь мы, так или иначе, оттачивали их, — голос Слоан смягчился. — Вы знали, что людей вроде Лии изучают? Я читала те исследования. Абсолютно все.
Даже не задумываясь, я осознала, что для Слоан чтение статей об обнаружении лжи было способом стать ближе к Лие. Все мы отлично понимали людей. Слоан же лучше ладила с предметами. С числами. С фактами.
— У взрослых способность к распознаванию лжи считается смесью врожденных способностей и многочисленных тренировок. С детьми всё иначе, — она сглотнула. — Существует определенное подмножество с талантом к определению лжи.
— И что же это за подмножество? — спросила я.
Пальцы Слоан впились в край её рукава.
— Люди, подвергшиеся максимумам и минимумам. Смены окружающей обстановки. Жестокое обращение, — Слоан замолчала, а затем вновь заговорила и уже быстрее. — Существует некая взаимосвязь — по статистике, лучше всего определяют ложь непослушные дети, выросшие среди жестокости, но каким-то образом боровшиеся, чтобы сохранить ощущение контроля.
Когда Бриггс рассказывал о том, каково быть «естественным», он чаще всего употреблял слова «потенциал» или «дар». Однако Слоан говорила, что одного лишь таланта было недостаточно. Мы не рождаемся «естественными». Что-то в детстве Лии сделало её прекрасной лгуньей, умеющей определять, когда кто-то лжет ей самой. Что-то научило Майкла подмечать эмоции.
Моя мать учила меня читать людей, чтобы я помогала ей выманивать у них деньги. Мы никогда не останавливались, иногда с каждой новой неделей мы оказывались в новом городе.
У меня не было дома. Или друзей. Залезать в человеческие головы, понимать их, даже если они понятия не имели о моем существовании — всё это стало для меня ближайшим подобием дружбы.
