Однако ему было плевать, что думают другие. Только мнение Элоди было важно. Только ее взгляд имел значения. Она стояла на другом конце зала, с бокалом шампанского в руке, и внимательно наблюдала за Джеймсом.
Она слышала? Да, наверняка она всё слышала. Но виконт пока не мог понять, что означает выражение ее лица.
А Энтони Лонгшор не унимался.
— От одного стакана бурбона вреда не будет, — усмехнулся он.
Джеймс покачал головой. Взгляды начали на него давить.
— Я не могу.
Один стакан губителен для человека, который не может остановиться.
— Тогда вина? — продолжил Лонгшор.— Уж вино-то точно пойдет вам на пользу!
Разговор стремительно превращался в унижение. Может, этот пижон ищет себе собутыльника? Кого-то, кто напьется сильнее, чем он сам? Или Лонгшор намерено ставит Джеймса в неловкое положение?
Как бы то ни было, виконт не возьмет в рот ни капли. Он не напьется снова. Не в этом доме. Не в этой жизни.
К сожалению, Лонгшор расценил молчание Джеймса как немое согласие.
— Отлично! — воскликнул он. — Значит, вина.
Гнев и раздражение поднимались в Джеймсе, и он решил, что пришло время дать более жесткий отпор, но помощь пришла, откуда не ждали. Слуга с шампанским исчез, сменившись ангельским видением в нежно-кремовом платье, расшитом золотыми нитями.
Элоди возникла рядом с ним, держа в руках фарфоровую чашку на блюдце.
— Выпейте кофе, милорд Рочфорд, — мягко сказала она. — Помнится, вы всегда предпочитали черный с сахаром, верно?
Ошеломленный, Джеймс ничего не мог сделать, кроме как кивнуть. Он принял из рук Элоди напиток и пытался понять… Черт, что она делает? Она не просто спасла его, но еще и в открытую намекнула на их прошлую связь. Зачем?
Молчание затянулось и грозило стать неловким. Джеймс попытался вернуть самообладание.
— Благодарю вас, миледи. Вы льстите мне острой памятью на такие мелочи. Действительно, черный с сахаром.
— В буфете есть еще сахар, если вам понадобится больше, — ответила Элоди.
Она улыбнулась, но в этом было больше жалости, чем доброты. Джеймс почувствовал себя неблагодарным, но ему не понравилась эта улыбка. Кто в здравом уме обрадуется жалости?
— Вы очень любезны, леди Буршье.
Она учтиво кивнула, а потом развернулась и ушла как ни в чем не бывало. А он остался стоять и больше не слышал ни реплик Лонгшора, ни разговоров других гостей.
Всё, о чем он мог думать — это о ней. Об Элоди. Внутри Джеймса разливалось приятное тепло, но вовсе не от кофе, который показался ему самым вкусным в жизни. Просто теперь виконт был уверен — оборона Элоди дрогнула.
Ей не плевать него. Ей не может быть всё равно. А значит, пришло время более решительных действий.
Глава 8
Глава 8
И о чем она только думала, вот так вставая на защиту Джеймса?
Элоди покинула гостиную, как только смогла, и направилась в сад. Она стояла одна, в темноте, наслаждаясь ночной прохладой и относительной тишиной, которая успокаивала возбужденный разум.
В фонтане журчала вода, листья шуршали, покачиваясь от легкого ветра. В воздухе сладко пахло жасмином. Ночь была бы чудесной, если бы Элоди смогла забыть, как исказились лица ее сестер, когда она бросилась на помощь Джеймсу с дурацким кофе.
Но он… Он выглядел таким смущенным, что она просто не могла поступить иначе. Да и сцена, которую устроил Лонгшор, была отвратительной и грозила перерасти в скандал.
Элоди ощутила легкую злость на сестер. Они бросали на нее встревоженные взгляды, но что, по их мнению, она собиралась сделать? Сбежать с виконтом только потому, что он отказался от выпивки? Они считали ее совсем уж дурочкой?
— Надеюсь, не помешаю? — раздался голос сзади.
Элоди чуть не подпрыгнула. Это был Джеймс. Она была так погружена в свои мысли, что даже не услышала его шагов. Как долго он наблюдал за ней?
Она обернулась, и он подошел ближе.
— Я одна, милорд. Вы ничему не можете помешать.
Это прозвучало так холодно, что ей почти стало стыдно. Джеймс остановился и одарил ее улыбкой. Огни дома освещали его лицо, делая его черты еще более выразительными.
— Возможно, я помешаю вашим рассуждениям? — уточнил он.
Она усмехнулась.
— Мои рассуждения не имеют никакого значения.
Элоди не собиралась признаваться, что думала как раз о нем.
— Ошибаешься, Эли, — продолжил Джеймс. — Твои мысли имеют первостепенное значение.
— Я не давала вам разрешения пользоваться моим домашним именем, — ответила она.
Каждый раз, когда он называл ее «Эли», она странным образом теряла самообладание.
Джеймс сделал еще шаг, и теперь между ними осталась лишь пара несчастных дюймов. Элоди знала, что нужно бежать, но приросла к месту, на котором стояла.
— Ты дала мне это разрешение три года назад, — тихо произнес Джеймс. — И ты не можешь забрать его обратно.
— Я могу забрать всё, что захочу.
— Нет, если я откажусь отдавать это обратно.
Элоди подняла глаза, и Джеймс подмигнул ей, а она нахмурилась. Он ждет, что она упадет в обморок от его флирта? Кажется, после спасительного кофе он слишком уж осмелел. Много о себе возомнил!
— Мне нужно вернуться к гостям, — отрезала Элоди и двинулась вперед, чтобы обойти виконта.
Он ловко поймал ее за руку, и она замерла от этого прикосновения. Его пальцы сжимали кожу там, где заканчивалась перчатка. Хватка Джеймса была твердой, но не пугающей.
— Элоди, нам нужно поговорить.
Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Как можно оставаться равнодушной, когда слышишь этот чарующий звук? Его голос, бормочущий ее имя… Нет, нужно срочно это прекратить.
— Что еще нам обсуждать, Джеймс? Ты сказал достаточно.
— Я еще не сказал тебе спасибо за то, что ты сделала сегодня. И не сказал, как безгранично я тебя… уважаю.
Его пальцы соскользнули с её руки. Странно, но Элоди почти расстроилась из-за этого.
Она повернулась к нему, стараясь сопротивляться его обаянию.
— Так безгранично уважаешь, что переспал с моей сестрой через несколько часов после помолвки?
Боже, что она несет… Элоди стало страшно от самой себя. Она опять, по доброй воле, воскресила воспоминания о той ночи. Весь ее гнев и горечь выплеснулись наружу. Шрамы на сердце протестовали, но она уже не могла вернуть сказанное обратно.
— Я не понимал, что делаю, — ответил Джеймс. — Ты видела, что со мной происходит, когда я пью. Моим телом будто овладевает кто-то другой.
Элоди закусила губу. Это было правдой. Тот вечер, когда Джеймс справил нужду в чашу для пунша у лорда и леди Харингтон, был кошмаром. И самым жутким была вовсе не скандальность происходящего.
Просто то, как Джеймс ухмылялся, глядя ей в глаза… Вот что действительно ее напугало. Элоди никогда не забудет тот взгляд. В нем не было ничего от ее любимого виконта.
— О, так значит это какой-то другой мужчина развлекался с Оливией? — спросила она, чтобы перебить одно жуткое воспоминание другим.
И откуда в ней взялся этот сарказм? Элоди давно ни с кем не говорила в таком тоне. Но Джеймс пробуждал в ней это, и она наносила удар за ударом.
Он покачал головой. Его новая улыбка стала печальной.
— Если бы твое прощение давалось так просто, оно бы того не стоило.
Она задохнулась от нахлынувших чувств. Что, черт возьми, это значит? Он что, намекает, что она слишком строга с ним? Ничего не перепутал?
Пока она беззвучно открывала рот и пыталась придумать ответ, Джеймс продолжил:
— Элоди, если бы в ту ночь я был в здравом ему, то никогда бы не допустил того, что случилось. Я бы знал, кто пришел ко мне в постель.
Снова намек на то, что он принял Оливию за нее. Хвала Господу, полумрак скрывает румянец, который, без сомнения, опять затопил щеки Элоди.
— Не могу сказать, что верю вашему рассказу, милорд Рочфорд. Но я не погрешу против истины, когда сообщу, что не хочу продолжать этот разговор.
Даже сквозь вечернюю тьму она увидела, как помрачнело лицо Джеймса. Печаль ушла, сменившись смущением и… обидой? Чем-то, что граничило с отчаянием.
