не спало, и это тотчас насторожило всех. Акме была в полуобморочном состоянии. Что-то шло не так.
— Уходим, — коротко бросил Лорен, и путники поторопились покинуть это темное место.
— Что произошло? — спрашивали его. — Где Эрешкигаль? Уничтожена? Победа?
— До победы еще далеко, — последовал напряженный ответ. — Сейчас главное убраться отсюда подальше.
— Веди нас, — сказал Гаральд, забирая Акме из рук Лорена. — Я позабочусь о ней.
Как только путники вышли из зала, их встретил отряд коцитцев.
— Дьявольщина! — прорычал Хельс, обнажая меч.
— Гаральд! — слабо прошептала Акме, медленно открыв глаза, глубокие, черные, как прежде. — Поставь меня на ноги. Покажи меня им.
Атиец колебался всего несколько мгновений. Поставив Акме, он надежно удерживал ее, чтобы та не упала.
Протянув руку к коцитцам, девушка раскрыла свою черную от обсидиановых узоров ладонь и показала им. Коцитцы заволновались, затрепетали, заскулили, заверещали, а после подобострастно расступились, открывая еще недавнему своему врагу путь.
Гаральд вовремя подхватил ее.
— Скорее! — простонала она.
Опасаясь, что сестре плохо в Иркалле, что силы ее подтачивает боль, Лорен поторопился дальше, искоса поглядывая на коцитцев, освещая путь своими молочно-белыми руками.
Акме оглушал шепот Иркаллы. Душу ее терзал черный огонь, голова кружилась от слабости. Эрешкигаль забрала все ее силы и остервенело рвала ее нутро, разгрызая сердце, стремясь вновь возобладать над ее волею. Ее разрывали боли и судороги. Что-то обжигающее и едкое заливало глаза, и она жмурилась. Но чем чаще закрывала она глаза, тем больнее ей становилось.
Освещенное глубокой тревогою лицо Гаральда, казавшееся ей самым прекрасным на свете, искажалось ужасом и болью, как только глядел он в глаза Акме.
— Лорен, она вновь уходит! — будто издалека слышала она встревоженный голос возлюбленного.
В тумане Акме видела родное бледное лицо брата. Ослепительно белая ладонь его ложилась ей на лоб, и тревоги, боли, зловещий шепот уносились в небытие. Тогда она приходила в себя и указывала им дорогу, все еще чувствуя Иркаллу так, будто она была продолжением ее тела.
Смешались минуты, часы, дни. Акме не ведала, сколько шли они по бесконечным черным проходам Иркаллы, но каждый пройденный коридор и зал приносили облегчение, будто из нее вытаскивали одну ядовитую стрелу за другой.
Лорен всячески поддерживал в ней силы, а спутники, обрадованные ее возвращением, болтали не замолкая, что приносило Акме несказанное облегчение. Благодарность ее не ведала границ. Как и стыд вместе с раскаянием за то, что она поддалась воле лживой Эрешкигаль.
Через несколько часов, дней или месяцев путники почувствовали себя в такой безопасности, что решили остановиться на ночлег там, где указала Акме, предварительно ощупав стену. Иркалла рассыпалась перед нею в любезностях. Опасность не угрожала никому, кроме нее самой.
Акме, слабую и едва сохранявшую сознание, усадили перед костром и попытались накормить. Она выпила лишь немного теплой воды, съела два маленьких кусочка сушеного мяса и более не смогла проглотить ни крошки. Но еда придала ей сил, и она смогла открыть свои агатовые глаза и оглядеть всех присутствующих. Рядом с нею сидели бледные и усталые Лорен и Гаральд. Акме подивилась черноте и огромным размерам мешков под их лихорадочно сверкавшими глазами. Кронпринц Густаво держал за руку притихшую и хмурую свою сестру, с величайшим беспокойством глядевшую на ту, которая еще совсем недавно грозилась убить их всех.
Сердце Акме, и без того надломленное, затрещало по швам от нестерпимого чувства вины. Девушка попыталась встать на ноги, но перепугавшиеся Лорен и Гаральд усадили ее на место. Успокаивающе сжав руки обоих, она оттолкнула их и встала без посторонней помощи. Покачивающейся тенью подошла она к пораженной Плио, опустилась рядом с нею на колени и, обессилев, лицом уткнулась в ее плечо.
— Акме! — выдохнула принцесса.
Лорен, озарив пещеру белым сиянием, поднялся, готовый в ближайшую же секунду метнуться к сестре и возлюбленной. Все напряглись, не ведая, чего ожидать от новоявленной владыки Иркаллы.
— Прости меня, Плио, — прошипела Акме так тихо, что ее слышала лишь та, кому эти слова предназначались. — Я более никогда не буду угрожать тем, что заберу Лорена. Более того, я сделаю все, чтобы вы были счастливы безоглядно. Он и ты. Прошу, не держи на меня зла!..
— Ах, Акме! — выдохнула Плио и громко разрыдалась, обнимая ее и прижимаясь к ней со всею силою.
В подобном положении девушки и сидели несколько минут, пока Акме не стало плохо. Прижимая испещренную неведомыми письменами руку ко лбу и не открывая более глаз, девушка тихо произнесла:
— Выслушайте меня, пока я в силах говорить. Опасности не будет еще несколько часов. Идти осталось недолго. Я выведу вас. Я видела, как войска Кунабулы столкнулись с войсками Карнеоласа, Нодрима, Беллона, Атии. Но кто вышел победителем — мне неведомо. Едва ли демоны. Иначе Иркалла содрогнулась бы от торжества, которого я не почувствовала. Нынче Эрешкигаль заперта во мне, будто в тюрьме. Меня следовало убить. Об ином пути побороть ее я не знаю…
— … это вовсе не значит, что его нет, — пробурчала Реция, страшно возмутившись.
— … посему каждую минуту существует угроза, что ее черная воля вновь возобладает над моею. Но, пока этого не произошло, мы должны выбраться отсюда как можно скорее. Она забирает мои силы, а Лорену понадобится моя помощь. Союзники недалеки от Врат Апепа, если уже не вошли в Ущелье Эрры, и нам следует с ними встретиться. Полагаю, Ваше Высочество Густаво и Ваше Высочество Арнил согласятся со мною.
Они согласились.
Она хотела дать еще несколько напутствий, но силы изменили ей. Глубоко вздохнув, но так и не отыскав воздуха, она закашлялась и провалилась в мягкое пушистое забытье, овеянное светом брата, ласковыми заботами спутников и оглушительным шепотом Иркаллы.
Она с трудом помнила путь их обратно к солнцу. В полубреду указывала она безошибочно верную дорогу, изо всех сил противостояла Эрешкигаль, всегда чувствовала поддержку брата и тепло Гаральда. Если последнему случалось отходить от нее хотя бы на несколько минут, она начинала волноваться и немощной изуродованной рукою прощупывать воздух в поисках возлюбленного.
Однажды она пришла в себя достаточно, чтобы поозираться несколько мгновений, полюбоваться Гаральдом и прошептать:
— Гаральд… Я люблю тебя.
Она не услышала ответа. Очередное забытье тяжелой дремою накатило на нее, и она провалилась в черную яму.
Ей чудилось, что она, съежившись и обхватив колени, сидит в маленькой сырой и темной пещерке на краю света, а снаружи бушуют бездонные моря да свирепый дождь. Ветер, ее тюремщик, доносил до нее свой треклятый вой и обрывки не связанных между собою фраз:
«Очень плоха…»
«Коцит… Иркалла…»
«Его Высочество…»
«Государь Трен…»
«Герцогство Атия… Аберфойл
