— Таша она достала, когда он был еще выше, — зачем-то пробормотала я, позволяя рыжеволосому норду уводить Рыжа в темный туннель следом за нагруженной поклажей Бригитой. Оба кота были спокойны, что только подтверждало слова моего тамана.
— Это и странно, — вздохнув, отозвался он. — Орны, конечно, выбираются поохотиться и на верхние уровни подземелий, но редко и… не на нордов.
— Думаешь, это существо целенаправленно пришло туда за Ташем? — искоса глядя на своего спутника, спросила я. И тот, немного помолчав, признался:
— В свете последних событий… да.
Той же ночью…
Мне не спалось. И дело было не в сытном ужине, которым нас перекормили охотники. И не в очередном эротическом концерте, на этот раз доносящемся из-за «выращенной» Миной перегородки. Не в слышных со всех сторон шорохах, в которых мне чудилось приближение то кризлов, то каменных спрутов, а то и еще каких неведомых зверей. Не в посапывании вычесанных перед сном керсов, и даже не в храпе нашего предводителя, вырубившегося после насыщенного дня. Я уже битый час ворочалась на своей лежанке, не в силах уснуть из-за мерзкой мыслишки, засевшей в голове благодаря словам Керр-сая, брошенным мне у реки.
Любит, не любит, плюнет, поцелует…
Повторяя про себя слова детского гадания на ромашках, я лежала и думала: а не разбудить ли Йена и не спросить ли его прямо о чувствах ко мне. Ведь он честный и порядочный, значит, лгать не станет. Но отчего-то было так страшно решиться. Всего один вопрос, всего один ответ… и иллюзия моего хрупкого счастья могла разлететься на куски.
Любит, не любит, к сердцу прижмет, к черту пошлет…
Тяжелая рука опустилась на плечо, притянув меня к горячему мужскому телу, и нор шепнул, касаясь губами моей шеи:
— Спи, маленькая. Завтра трудный день.
От его дыхания по коже побежали мурашки, от близости — свело легкой судорогой низ живота. И все это лишь сильнее растревожило осиное гнездо сомнений, жужжащих в моей голове. А вдруг то, что мы чувствуем друг к другу — вовсе не любовь. Вдруг это обычное физическое влечение, замешанное на доверии и благодарности, вдруг…
— Лера, что не так? — пресекая мою попытку отодвинуться, сонно спросил Йен.
Он порядком вымотался сегодня, и отключился почти сразу же, как лег на лежанку, расстеленную рядом с моей. А теперь вот проснулся из-за моих вздохов и возни. Стало стыдно за то, что я его разбудила. И еще больше захотелось ничего не говорить. Пусть отдыхает, ему это гораздо нужнее, чем выслушивать бредовые идеи своей аманты. Закусив губу, я буркнула:
— Ничего. Спи, — и замерла, стараясь больше не шевелиться, чтобы дать возможность мужчине вернуться в объятия прерванного сна. Он заслужил нормальный отдых, а не вертлявый раздражитель под боком. Надо будет завтра обустроить свое спальное место на расстоянии от его, чтобы не мешать таману спать. А еще…
— Лера, я слушаю, — его дыхание шевелило мои волосы, а губы почти касались кожи. Мгновение — и мужчина поцеловал меня за левым ушком. Нежно, едва касаясь… прекрасно зная, что от этой легкой ласки я моментально теряю контроль над собой. За две недели совместной жизни, «медведь» прекрасно изучил мое тело и его реакции. И теперь, невзирая на крайне неподходящую обстановку, бессовестно этим пользовался. — С-с-слушаю, — искушающий шепот, возбуждающий. Да что же он делает, черт возьми!
— Йен! — чуть громче, чем хотелось бы, возмутилась я.
— Ш-ш-ш, — прикрывая мне ладонью рот, зашипел мужчина. И пальцы его, не желая оставаться в покое, тут же заскользили по моему лицу, щеке… чуть приоткрытым губам, с которых сам собой сорвался прерывистый вздох. В глазах потемнело, голова пошла кругом, а рука накрыла его запястье, непроизвольно впиваясь ногтями в кожу. — Так что случилос-с-сь, маленькая? — захватывая губами мочку моего уха, повторил свой вопрос таман.
Отвечать я была не в силах, как и сопротивляться. Норд оставил в покое мой рот, чуть огладил подбородок, убрал волосы с шеи и, дернув слабо завязанную шнуровку на рубахе, запустил руку в широкий вырез. Почти невесомые касания пальцев горящей от возбуждения кожи — и я замерла, на время перестав дышать. А потом резко выгнулась, закусив нижнюю губу, чтобы сдержать рвущийся из горла стон, когда его ладонь накрыла мою грудь, сжав ее на мгновение, и тут же пальцы снова «ожили», круговыми движениями лаская нежную плоть полушария и теребя затвердевшую вершинку.
Губы Йена покрывали поцелуями мою открытую шею и плечо, не давая мне опомниться, вырваться из плена такого желанного удовольствия. Другая рука мужчины, поднырнув под меня, легла на живот. Я инстинктивно сжала ноги, впиваясь пальцами в его вторую ладонь — ту самую, которая потихоньку вытаскивала край заправленной в штаны рубахи. Простые движения, понятные нам обоим… и от того еще более волнующие.
— Мы же… нас же… — пролепетала испуганно, пытаясь обернуться, чтобы взглянуть на тамана. Осознание, что мы здесь не одни, напрягало и возбуждало одновременно. Или я просто слишком соскучилась по ласкам любимого мужчины?
— И что? — чуть поднявшись, Йен навис надо мной, желая заглянуть в глаза и… высвободить, наконец, рубашку из плена штанов. Когда его рука, сминая ткань, принялась гладить мой обнаженный живот, я бы застонала в голос, но рыжий норд заглушил мой стон поцелуем. Уже не нежным и не дразнящим, а долгим, глубоким и безумно интимным.
Ресницы мои дрожали, сердце бешено билось, щеки же горели, как и кончики чересчур подвижных и очень чувствительных ушей. А дразнящие поцелуи лишь сильнее разжигали этот стыдливый жар. Наши спальные места находились в углу пещеры. В нескольких шагах от них была пустая лежанка Надьи. А за ней спала Еванна, и мне казалось, что на деле девушка лишь притворяется спящей. В полумраке пещеры привычные к темноте глаза вполне могли различить наши фигуры, да и вивьера с Илисом вот-вот должны были вернуться, и нам бы прекратить затеянную игру пока не поздно, вот только как?
Когда руки любимого сжимают бедра, стягивая ниже все то, что их скрывает, а губы покрывают жадными поцелуями полуобнаженное тело. Когда прикосновения обжигают, волнуют, вышибают из реальности и… уносят на небеса. Когда я запускаю руки в рыжие волосы, распуская их, взлохмачивая, наслаждаясь гладкой прохладой жестких прядей, а потом обнимаю могучую шею, провожу дрожащими пальцами по роговым наростам на позвоночнике и с упоением царапаю мужские плечи.
Кожа у тамана толстая, а ногти у меня коротко острижены — следов почти не останется. Но я знаю, что ему это нравится, так же, как и мне. Тихо щелкает застежка ремня, рвется пуговица под нетерпеливыми руками норда… и пропитанный злостью голос Евы, так похожий на шипение гадюки, возвращает меня с небес на землю всего одной язвительной фразой:
